Когда случилось петь СД и мне - [7]
На оранжевой воде, в маленькой лодке у самой набережной неподвижно сидела человеческая фигурка, казавшаяся с этого моста совершенно маленькой. Не знаю, сколько времени я стоял на мосту, но каждый раз, когда поворачивал глаза в ее сторону, фигурка продолжала неподвижно сидеть, не поворачиваясь и не меняя позы, с беспечностью и настойчивостью, показавшимися мне сперва бесполезными, затем нелепыми и наконец прямо-таки вызывающими.
Борис Поплавский
По мере нашего ознакомления с жизнью кулуаров, коридоров и лестничных площадок, служивших, при всей нерадивой сноровке администрации Ленинградского университета, агитаторским пунктом для прогульщиков и разгильдяев, круг сережиных друзей стал пополняться генералами от литературы и продолжателями чеховской традиции: "хорошо после обеда выпить рюмку водки, и сразу же другую".Так на арену вышли Андрюша Арьев, Слава Веселов, Валера Грубин и несколько других будущих товарищей Сережи. Как истый кавказец и жрец анклава, Сережа не замедлил внести свою собственную лепту, открыв филиал кулуаров, коридоров и лестничных площадок у себя дома, на улице Рубинштейна, где сразу же получил признание у узкого круга, квадрата и параллелепипеда, ничего, кроме хлеба и зрелищ от него не требовавшего. Сережа любил кормить гостей с избытком, и, по обычаю российского хлебосольства, умел делиться последним куском.
Раздел пищи происходил в сережиной хореографиии и при негласном участии Норы Сергеевны. Ее стараниями на плите коммунальной кухни вырастала порция солянки на сковородке, которая могла бы составить дневной рацион небольшого стрелкового подразделения, хотя и поедалась без остатка всего лишь узким кругом нашего анклава, чаще всего не превышающим четырех едоков. Сам Сережа питался результатами собственных трудов, исследуя те отсеки коммунальной кухни, где хранились трофеи, припрятанные хлебосольными соседями. Главным поставщиком по части мяса и котлет была семья полковника Тихомирова. Овощи выдавались добровольно соседкой Зоей Свистуновой. Со сладким столом было туговато, так что одного определенного источника не было, а иногда и вовсе случались перебои, как и в прочихроссийских домах.
С едой и вокруг нее был связан разговор, который тек то в ключе футуристическом: "Сбросим Пушкина...", то на фасон Хармса: "Сбросим Пушкина, споткнемся о Гоголя." Но больше всего доставалось австрийцам и французам, причем не Гитлеру и Наполеону, а скорее Кафке и Прусту, которых то возносили на Олимп, то сбрасывали с Олимпа, при этом следуя, главным образом, колебаниям маятника Фуко или просто измерителей степени алкогольного погружения. Сережа всегда был на страже стиля и вкуса. "Вот мы говорим: Достоевский... А между тем Достоевский был смешон именно в самые свои патетические моменты. У него Раскольников где-то взял сестру и мать за руки, после чего минуты две всматривался то в ту, то в другую, и при этом мать Раскольникова, к тому же вАШПульхерия Александровна,' как сообщает нам читавший Гоголя Достоевский, не выдержав грустного взгляда сына, разражается рыданиями. Теперь представьте себе человека, который в своих небольших двух руках (демонстрация небольших рук, которые, как известно, были в наличии) держит еще четыре руки, строго говоря ему не принадлежащие, и в такой комической позе еще пытается, не без успеха, зарыдать от сострадания. Именно зарыдать. И именно от сострадания."
Располагая чутьем к слову, "безупречным", как аттестовали его впоследствии потомки, но еще не написав ни строчки, Сережа дебютировал, подвергая цензурным вымаркам погрешности стиля непререкаемых авторитетов, по преимуществу, классиков. Конечно, о его причастности к устанавлению литературного канона в молодые годы речи не было, чего не скажешь о его эмигрантском опыте.
"Лучший поэт - Иосиф Бродский. Его Сергей боготворил...Лучший прозаик Куприн... Лучшая вещь - вАШКапитанская дочка'... Тут ему вкус мог отказывать - он, повторяю, мечтал о читателе плачущем ..." - писал, цитируя его,Александр Генис, представитель довлатовской свиты в эмиграции.
Когда Битов называет "тайной слабостью" Набокова, "разделяемой верой Евсеевной", стремление учредить "ученические отметки русской классике: то одному четверку с плюсом, то другому четверку с минусом...", он, возможно, не учитывает того, что амбиции сродни набоковских разделялись не одним поколением русских писателей. "по моему мнению, Тютчев - первый поэт, потом Лермонтов, потом Пушкин, - наставлял своих современников Толстой. И если Набоков имел такую "слабость", кстати, далеко не тайную, сильно подретушевать иконостас литературных гениев России, отнеся, к примеру, Достоевского к разряду дешевых собирателей сенсаций, он всего лишь следовал традиции. Согласно той же традиции новые низвергатели литературных гениев не преминули оказать аналогичную услугу самому Набокову, восстановив во всех регалиях низвергнутого им Достоевского. В каком-то смысле Сережа, кстати,принявший померное участие в восстановлении доброго имени Федора Михайловича, явился всего лишь продолжателем традиции цеха, который "бранил Гомера, Феокрита" по роду службы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя Иосифа Бродского окружено мифами, которые преимущественно создавал он сам. Нам известен Бродский – эссеист, драматург, критик, переводчик, диссидент, властитель дум и создатель литературного канона на двух континентах. Никто не давал стольких интервью журналистам, советов политическим деятелям, не анализировал творчество стольких поэтов; ни у кого не было столько подражателей и последователей, никому не было посвящено столько воспоминаний, конференций, поэтических чтений, театральных представлений; никто так не окутывал ореолом тайны свои талант и эрудицию; никто так не был канонизирован при жизни. Автор размышляет об истоках этих мифов, строя различные схемы восхождения героя в пространственном и временном поле.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.