Когда рухнет плотина - [14]

Ехать нужно было по проспекту Славы, но неподалеку от площади Ленина (бывшей Преображенской, как сообщала мемориальная доска на углу) мы уткнулись в неожиданное препятствие. Оказывается, коммунистический митинг ещё продолжался. Дом Эльбиных находился почти сразу за площадью, и я решил, что быстрее пройти её насквозь, чем объезжать. Митинговали прямо перед Краевой думой, бывшим крайкомом партии. Народу собралось не то что бы много, но в общем - немало, тысяч десять. Поверх выцветших красных флагов и лозунгов красовалась огромная вывеска недавно открытого фешенебельного казино "Таежное золото", а чуть ниже бежала световая волна по лампочкам вокруг выставленного на наклонном постаменте шикарного "мерседеса". В казино я не был, но говорили, что посетителям за особую плату предоставлялась оригинальная услуга: можно было поужинать за столиком с прозрачной столешницей, под которой лежит обнаженная девушка. И на фоне этой витрины дикого рынка озлобленные люди на трибуне что-то кричали в толпу, но дрянной мегафон искажал их слова до полной неразборчивости, оставляя только интонацию патологической ненависти. "Сейчас... мне... автомат на грудь... И я... как в сорок первом... под Москвой... давить их..." - распинался оратор, которому в сорок первом вряд ли было больше пяти лет. Это был Коркин, лидер местных коммунистов, выделявшийся своим необычным лицом - сплошные выступы с глубокими провалами между ними, как будто его разрезали и небрежно склеили заново. Толпа в основном состояла из пожилых, многие были одеты в уродливые пальто эпохи Москвошвея, на головах у женщин - бесформенные вязаные береты или засаленные серо-коричневые шерстяные платки, из-под которых выбивались седые пучки волос. Некоторые нацепили на грудь красные банты. Под ногами в грязи, натасканной подошвами с окружающих газонов, таял снег.

Обходя митинг стороной, я очень скоро наткнулся на вездесущего Эстеса.

- Ну, как "Девятка"? - спросил я его.

- Я потом туда поеду. Шеф велел про этих динозавров репортаж писать.

Рядом крутились телевизионщики - не Бричковский, а другие. Похоже, мне сегодня суждено было притягивать скандалы. Едва я очутился рядом, прямо на телекамеру из толпы выскочила пожилая тетка в дрянном, ещё годов семидесятых, пальто, накачанная злобой до красного каления, и, потрясая щупленьким кулачком, визгливо закричала в вежливо-издевательски подставленный под брызги её слюны микрофон старательно вдолбленные ей в голову заклинания об антинародном режиме, где рефреном пробивалось: "Вешать! Вешать! Вешать!" От неё агрессия передавалась соседям, те тоже начали кричать, вытягивая шеи к объективу.

Я обогнул телевизионщиков и пошел дальше. Сашка прошел со мной несколько шагов.

- Быдло! - пробормотал он, семеня рядом. - Всякий раз хочется плюнуть в харю этим старперам! Семьдесят лет страну трахали, и все им типа мало!

- Ну, эти - скорее жертвы обстоятельств, чем преступники.

- Еще один Достоевский выискался! - фыркнул Сашка. - Если эти жертвы, то кто же настоящие жертвы? Пусть не обманывают себя, что поступали по велению сердца. Прекрасно они понимали, что гадости делают. Ты куда?

- К Эльбину. Говорит, какое-то дело ко мне.

- А-а... У тебя есть ещё один шанс попасть в "Девятку".

- Нет. Теперь уже нет. Мне вечером жену надо встречать.

- Ну как знаешь. А я поеду.

- Смотри, выборы завтра не прозевай за своими сенсациями.

- Да уж как-нибудь... За кого голосовать будешь-то?

- Мы сами - люди не местные... - заныл я, подражая московским попрошайкам.

- А, ну да, совсем поглупеешь с этими социал-патриотами. Придется ещё репортаж писать. А мой шеф, знаешь, им типа симпатизирует. Бедная моя журналистская совесть!

Под вопли очередного оратора о том, что грядет судный день, и скоро все получат по заслугам, особенно те, кто мнят себя хозяевами мира, а на самом деле просто слуги сатаны, я устремился как к долгожданному прибежищу к подъезду Эльбина, и ещё не зайдя под крышу, принялся смахивать с волос снег, - и после холодной промозглости наконец-то оказалася в уютном тепле квартиры.

- Добрался, наконец! - засуетилась вокруг меня Марина, едва я переступил порог квартиры. - Борщ будешь? Еще не остыл, мы недавно пообедали, все тебя ждали.

- Спасибо, Маришка, я не голодный.

- Тогда иди, чаю выпей. Ой, какой ты мокрый! Что же ты, в снегопад без шапки? Хочешь полотенце - волосы вытереть?

- Сами высохнут. Привет, Андрюха, - это Эльбину, вышедшему в коридор. - Ну, что там у тебя?

Малолетний Степка - очаровательный светловолосый мальчуган - носился по квартире на трехколесном велосипеде.

- Дядя Витя, дядя Витя! - завопил он, едва не врезавшись в меня. - У меня гонки новые на компьютере! Хочешь, покажу?

- Степа, не приставай к дяде Вите! - одернула его Марина. - У него с папой дела.

- Потом, милый, - я потрепал его волосенки. - С папой твоим поговорим, и посмотрю.

Мы с Андреем по давней российской традиции уединились на кухне, где от недавно работавшей духовки скопился жар и запотели окна. На кухонном столе стоял включенный телевизор с приглушенным звуком; на экране появлялось то лицо президента, то амфитеатр Думы, долетали слова: "импичмент", "не допустим переворота", "выражаем протест"... Здесь, в Светлоярске, поглощенные предвыборной борьбой, на эту московскую суету обращали мало внимания. В Москве же, наоборот, напрочь забыли про Орла и его амбиции, хотя неделю назад все только о Светлоярске и говорили. Я подумал, нет ли между этими событиями какой-нибудь связи? Например, правительственный кризис спровоцировали, чтобы отвлечь внимание Москвы, не давая ей поддержать Барабанова. Хотя нет, это параноидальное мышление. Результат несопоставим с усилиями.