Когда риск - это жизнь! - [24]

Вновь вынырнувшего медведя шлюпки загоняют обратно на айсберг. Рамон следует за ним до тех пор, пока тот не вылезает на лед, после чего сам появляется на поверхности воды. Но зверь резко оборачивается и бросается на человека; самообладание не изменяет Рамону, и он скрывается под водой, обхватив тяжелую кинокамеру. Все же медведю удается схватить его за ногу, обутую в ласты. Видимо, животное приняло одетого в комбинезон мексиканца за тюленя. Находящиеся рядом Бруно и Мишель не в силах были помочь товарищу в разыгравшейся на их глазах драме. В конечном счете ловкость Рамона одерживает верх, и ему удается ускользнуть от медведя за секунду до сокрушительного удара лапой. Рамон выскакивает из воды, показывая жестом, что все в порядке. Однако зуб медведя довольно глубоко пронзил ему ногу. Теперь Рамон, несомненно, единственный человек в мире, который может с полным основанием рассказывать, что его укусил белый медведь в водах Ледовитого океана.

А у меня перед глазами образ лопающихся от гордости глупых людей, которые устремляются в Арктику ради бессмысленной травли медведей и платят за это бешеные деньги (только в 1965 году охота на медведя принесла Аляске почти 300 миллионов лир). Эти люди проникают в самые недра ледяного царства, чтобы, отстреливая медведей, уничтожать самое гордое проявление жизни на Земле. Мои же товарищи идут на смертельный риск не ради убийства и уничтожения, а чтобы оказать помощь природе, защитить, спасти ее. Это в высшей степени благородное желание человека.

Австралия и Новая Гвинея

Цивилизация возникла вместе с возникновением человека, и повсюду, где есть человек, существует определенный тип цивилизации. И все же встречаются люди, которые до сих пор считают нецивилизованными и дикими других людей, чья цивилизация отличается от нашей.

Всякий раз, когда я отправляюсь в очередное путешествие, кое-кто пристает ко мне с расспросами: «Как ты можешь находиться (словно я иду на верную смерть) среди этих дикарей? Как ты можешь выносить общение с людьми, живущими хуже последней твари?»

Такие разговоры лишний раз убеждают меня, что существует прямая аналогия между отношением богатых людей к бедным и «цивилизованных» к «дикарям». Обе эти категории богатых и «белых» частенько полагают без тени сомнения, что принадлежат к «высшей расе», которая должна учить других (бедняков и дикарей), как им жить в материальном и духовном смысле.

Утверждение, что только мы являемся рациональными, цивилизованными и справедливыми существами на земле, есть самое настоящее невежество.

Во время моих странствий мне приходилось жить среди эскимосов, чернокожих из Конго, людей с Гималаев и высокогорий Анд, среди племен, населяющих зеленый ад Амазонии, австралийскую пустыню, и я не могу взять в толк, чего ради эти народы, которым прилепили ярлык первобытных, лишенные материальных средств и пользующиеся простейшими формами человеческого сообщества (то есть попросту не имеющие многого из того, что сковывает и душит белого человека), должны считаться низшими и в силу этого находиться под пятой нашей цивилизации? Кто из белых, за редчайшим исключением, когда-либо совершал попытку познакомиться поближе с так называемым примитивным человеком, прислушаться к его словам?

Захватывая чужие земли, европейские завоеватели, люди с белой кожей, сплошь и рядом уничтожали представителей других рас (вспомним Тасманию, Огненную Землю, часть обеих Америк), а остатки туземного населения принудительно затягивали в рамки нашей цивилизации. Самое большое противоречие состоит в том, что мы далеко не полностью впускаем их в наш мир. Проповедуя всеобщее братство, мы, белые, не любим жить рядом с другими, чья кожа не похожа на нашу.

Требуются основательные сдвиги в самых глубоких недрах человеческого сознания, чтобы понять: существуют отдельные люди и людские сообщества, которые, будучи лишены материальных благ, отнюдь не уступают нам в разуме, мужестве и доброте (а тем, кто разглагольствует о врожденной жестокости «дикарей» Новой Гвинеи, я хочу напомнить о зверствах, совершенных нашей в высшей степени цивилизованной и изысканной Европой во времена ее военных конфликтов).

Горы научили меня стойко переносить (ради хобби, ради забвения жизненных проблем) любые лишения: холод, жажду, голод, бесконечные привалы и биваки, и это дает мне более, чем многим другим, хотя бы частичное понимание тех народов, которые практически без всяких средств ежедневно, причем не увлечения ради, а в силу жизненной необходимости, испытывают лишения на пределе человеческих возможностей. Каждое мгновение их существования, протекающего в постоянной борьбе за жизнь в естественных условиях, представляет собой своего рода «высшую категорию трудности». Нечто подобное я испытывал на стенах высоких гор.

История свидетельствует, что белый человек, прибывший в Австралию, травил аборигенов, словно кенгуру, подсовывал им ядовитую пищу, приучал к алкоголю, науськивал друг на друга. Сегодня белый человек (то есть австралийское правительство) пытается ценой неимоверных усилий кое-как исправить положение — в экономическом и моральном смысле — и убедить аборигенов разделить с белыми замечательную австралийскую землю.