Когда решает сердце - [11]

— Я должен найти сам. Хорошо? — мои руки дрожали так сильно, что я едва мог расстегнуть вторую пуговицу.

— Брам, — наконец, тихо сказала Ани, когда я достиг четвертой пуговицы. — Брам, прекрати.

Я замер, сжимая ткань в руках, и посмотрел на Ани, одновременно с этим мое сердце ускорило бег. Какого хера? Что, бл*дь, с ней не так? У нее рак? Они что-то вырезали у нее? Аппендицит? Это ничего серьезного. Или же было что-то хуже?

— Просто расскажи мне, — приказал я, изо всех сил пытаясь звучать спокойнее.

Она пялилась на меня долгое время, прежде чем заговорила:

— Ой, ты знаешь, обычное удаление матки, — Ани пыталась говорить шутливо, но на последнем слове ее голос дрогнул, и она залилась слезами.

Мой желудок ухнул вниз.

— Детка, нет, — пробормотал я без задней мысли. Наклонился и медленно поднял ее на руки, когда она всхлипывала, пытаясь ее утешить.

— Извини, — пробормотал Ани, когда я положил ее на кровать. — Ничего особенного. Все это. Не знаю, почему я плачу, — ее тон не соответствовал словам, и она разревелась еще больше. — Я только что приняла обезболивающее, «Викадин» делает из меня нюню.

— Шшш, — я отошел от кровати и выключил свет, оставив комнату в темноте, за исключением лунного света, проникающего через окно.

— Спасибо, что выключил свет, — сказала она, всхлипывая. — Увидимся в понедельник, хорошо?

Я кивнул, скидывая обувь.

— Я даже принесу кофе, зная, что ты слишком ленив, чтобы сделать его сам, и раз уж ты обходился без него всю неделю.

— Хорошо, — ответил, стягивая футболку и сбрасывая джинсы на пол.

Ани снова хмыкнула, когда я обошел кровать и забрался позади нее, обняв руками так, чтобы не коснуться шва.

Затем плотину прорвало.

Ани рыдала, а я прижал подушку к ее животу, чтобы она свернуться калачиком. Я не знал, что делать. Думал позвонить маме, но знал, что Ани отправит ее домой.

— Извини, — прошептала девушка, когда, казалось бы, ее плачь утих.

— Не за что извиняться, — сказал я, нежно целуя ее в затылок.

Она притихла. Не говорила ничего какое-то время, и когда я решил, что она уснула, Ани заговорила снова:

— Я больше не смогу иметь детей, — печаль слышалась в ее голосе, а руки были сжаты в кулаки вокруг подушки.

Я хотел сказать ей, что в этом нет ничего плохого. Хотел спросить, почему это имело такое большое значение? Почему она была расстроена из-за этого? Почему вообще она хотела родить детей в этом бл*дском мире?

Но не стал.

Вместо этого, нежно провел пальцами по ее рукам, пока в них не исчезло напряжение, и Ани обхватила ими мои.

— Мне жаль, — сказал я.

Она кивнула, и несколько минут спустя уснула, в то время как ее руки были переплетены с моими.

Ани редко демонстрировала свои чувства, обычно пряча любой дискомфорт за маской язвительности и сарказма. Я понимал это в ней, потому что мы были похожи в этом отношении.

Закрыл глаза, отказываясь думать о том, почему не вылезаю из кровати и не сваливаю к чертям отсюда.

Глава 4 Анита

Я проснулась около трех утра и одновременно поняла две вещи: мне нужна была таблетка обезболивающего, и Брам остался.

Он все еще обнимал меня, но поднял руку выше. Сейчас его ладонь лежала на моей ключице, а предплечье между грудей. Приятное ощущение. Я не могла вспомнить, когда в последний раз проводила с кем-то ночь. Секс — да. Ночевка — нет.

Но как бы ни были приятны прикосновения Брама, мне нужно было вылезти из кровати, чтобы добраться до обезболивающих, которые лежали на комоде.

— Эй, — прохрипел Брам, когда я попыталась поднять его руку с себя. — Все хорошо?

— Да, — прошептала в ответ, внезапно почувствовав неловкость. — Мне просто нужно принять таблетку.

— Ох! — он сел позади меня, и я сразу же ощутила тоску по его теплой спине. — Где они? Я принесу.

Брам встал с кровати, на что я попыталась запротестовать, но вышло только хихиканье, так как парень споткнулся, пытаясь удержать равновесие. Я была наслышана о неуклюжести Брама после сна, но никогда не наблюдала за этим воочию.

— Ты пьян? — спросила, наблюдая, как тот прислонился к стене.

— Нет, — парировал он, защищаясь. — Мне просто нужна минутка, чтобы проснуться.

— Самая милая вещь, которую я видела, — сказала серьезным тоном, осторожно садясь в постели.

— Заткнись.

— Нет, правда, ты как новорожденный жираф. Очаровательно.

— Я не могу связываться с тобой прямо сейчас, но ты ведь знаешь, что у меня хорошая память?

— Шаткая походка и озадаченность на лице, — дразнила я, когда его выражение лица стало еще более недовольным.

— Здесь темно, и я не ориентируюсь в твоем пространстве, — спорил Брам, сделав несколько осторожных шагов вперед.

— Не так уж и темно.

— Значит, у тебя зрение как у гребаной летучей мыши, — пробурчал. — Где твои таблетки?

— На комоде. Там же кружка с водой.

Он доковылял до комода и схватил мой маленький оранжевый бутылек с таблетками и кружку, но когда подходил к кровати, его шаги становились увереннее.

— Ты довольно легко нашел эти таблетки в очень темной комнате, — съязвила я, когда он протянул мне бутылек.

— Заткнись, — ответил Брам, протягивая мне воду, а затем залез на кровать и снова расположился позади меня.

Усмехнулась, когда он пытался устроиться поудобнее, затем выпила свою таблетку. Я не была уверена, как мне лечь. Брам лежал на спине, заложив руки за голову, но я не знала, хотел ли он, чтобы я свернулась рядом с ним. Однако лечь на бок спиной к нему казалось грубым поведением. Являлось ли это нарушением этикета совместной дележки кровати? В фильмах пары обычно лежали так, когда ругались — не то чтобы мы пара или что-то подобное.