Когда пробьет полночный час - [6]

Тьма разбавилась светом луны, и Вовка увидел, что находится на опушке кладбищенского леса. Перед ним широкое пространство – это пруд впереди. А за прудом лес, но уже обыкновенный… Все нормально…

– Я первым вышел сюда, – сказал Мишка. – Смотрю, и Андрюха прямо сразу за мной из кустов выкатывается. А ты чего бегаешь и орешь, а, Вован? Увидел чего?

– Да… – коротко ответил Вовка, с трудом приходя в себя.

Он заметил, что по-прежнему сжимает в руке тюбик пасты. Деловито убрал его в карман и заявил:

– Да я сначала тоже сюда вышел, вас еще не было. И хотел поприкалываться, пастой на крестах что-нибудь нарисовать. Вернулся на кладбище, но слышу, вы сюда идете, хотел выскочить, вас напугать. Да, блин, споткнулся, не получилось. Ну, говорите, страшно было?

– Ой, Вован, страшно… – ахнул простодушный Андрюшка. – Я чуть с ума не сошел – думаю, иду вот, иду, а вдруг как вылезет из могилы покойник или вурдалак какой-нибудь, и на меня! Я поэтому быстро шел…

– А воя вы никакого не слышали? – спросил Вовка.

– Нет… – ответил Мишаня и тревожно оглянулся.

– А я, кажется, слышал… – пробормотал Андрюшка. – Что это было?

– Да ничего, не обращайте внимания, – весело сказал Вовка, но струйка холодного пота промчалась у него по спине и осела где-то в районе пояса джинсов. – Это я вас пугал, я выл. А вы молодцы, не повелись! Ну, погнали в лагерь!

– Девок пастой мазать? – с энтузиазмом отозвался Мишка.

– Ага, – подтвердил Вовка.

– Через кладбище опять пойдем? – встревожился Андрюшка.

– Ну, как договаривались, – спокойно сказал Вовка. Хотя страшно не хотелось ему этого. Он смог, он пришел сюда – так лучше уж не рисковать? Но надо все-таки закрепить результат, как говорила их школьная учительница математики, после объяснения новой темы заваливая класс целой кучей трудных примеров и задач.

И тройка полуночников снова вошла на кладбище.

Все уже по-другому было там – и это понял каждый мальчишка.

Стараясь не показать друзьям вида, что боится, каждый молча и с достоинством брел между могилами.

Вовка, как вожак и герой, шел впереди. Шел, вспоминал недавние события и размышлял.

Что за шевеление он видел, кусты ли это высокого жирного кладбищенского папоротника заволновались, собака ли бродячая со своего лежбища поднялась и ограду повалила или вообще ему все это показалось – Вовка не знал. Ветер вдруг поднялся на кладбище, выл, свистел, мчась между памятниками, крестами и стволами деревьев, выдувая сиплые рулады в трещинах разрушающейся церкви. Ветер бросал в лицо жухлые листья, ветки, яростно трепал одежду. Вой и стоны, крики и рычание слышались мальчишкам в его завываниях. Гудел он, казалось, на тысячи голосов.

Но на то он и ветер, чтобы гудеть – так решили для себя мальчишки. И шли, шли, не останавливаясь, натыкаясь в темноте на памятники и кресты.

Да еще голуби, обитатели кладбищенской церкви, вдруг встрепенулись среди ночи, слетели со своих насиженных мест и в темноте с пронзительными испуганными криками заметались между деревьями. Иногда они задевали крыльями мальчишек, которые, не обращая больше ни на что внимания, пробирались к лагерю.

И вот вышли наконец! Кладбище неожиданно кончилось. Но кончился и ветер!..

Словно и не было его только что. На низину лег плотный туман. Высоко на бугре виднелись огни веселящегося лагеря. Правда, идти к нему было далековато – все-таки Вовка, Андрюшка и Миша сбились с курса и вышли с кладбища, взяв сильно влево.

Не сговариваясь, все трое бросились к лагерю бегом.

Их исчезновения никто не заметил.

В «Огоньке» продолжалось веселье. Неугомонная малышня на площадке играла в «Море волнуется – раз…», моталась на цепочных каруселях, которые всю смену ремонтировались и были открыты только сегодня – гогот и счастливые визги стояли такие, что могло показаться, будто дикие дети никогда в жизни до этого ни на каких аттракционах не катались.

И дискотека продолжалась, хотя время перевалило за час ночи.

– Кого же мазать, если никто не спит? – удивился Мишка.

– А надо по палатам проверить, – уверенно заявил Вовка.

И они побежали к корпусу своего родного четвертого отряда. Воспоминания о кладбищенских страхах постепенно стирались, жизнерадостная музыка вообще поднимала настроение. Вовка смотрел на своих приятелей и видел, что они точно так же, как и он, были довольны собой – и точно так же хотели рассказать другим ребятам о том, как они в полночь кладбище вдоль и поперек прошли.

«Расскажем, – думал Вовка, – вот встретим кого-нибудь из наших и расскажем. Пусть обзавидуются! Другим-то точно слабо будет наш подвиг повторить!»

И вот трое вооруженных тюбиками пасты мальчишек пробрались в одну из палат своего корпуса, населенную девочками. В первой палате, которую они посетили, никого не было. А здесь были. И, кажется, сладко спали: Катька Петрушкина дрыхла без задних ног – ее нельзя было ни с кем спутать из-за длинных толстых кос, которые сейчас разметались по подушке.

Никифоровой не было. Вовка вспомнил, что она в другой палате жила. Зато на соседних коечках кроткими мышками посапывали белобрысенькие двойняшки – Таня и Маня Бердянские, самые примерные и тихие девочки в четвертом отряде. Они всегда ложились спать по первой же команде воспитателей, тут же засыпали, а на дискотеки не ходили вообще никогда. Над ними девчонки всегда смеялись и не воспринимали послушных двойняшек всерьез.