Когда придет Волчок - [29]

– Станислава Сергеевна, честно говоря, я согласен с Кирой. – сказал он. – Чтобы писать о человеке, надо его хорошо знать или хотя бы представлять визуально. Тогда и читателю герой запомнится, потому что получится живым, а не ходульным. Какой он в жизни, этот Иван Кармашов? Мне, например, важно знать, высокий он или маленький, худой или толстый, бородатый или гладко выбритый. Интересно, молчун он или, наоборот, любит пофилософствовать? Обожает шашлык или, напротив, убежденный вегетарианец? У него большая семья или же пока нет детей? А что. если он жизнелюб и любитель женщин? Вы ведь, Станислава Сергеевна, сами учите нас, что образ героя должен быть многомерным. Лично я, как и писатель Коровкина, чувствую недостаток вводной информации для создания полноценного художественного текста.

– Хорошо, я отвечу вам, но не сегодня, – натянуто улыбнулась Ильинская, и на ее лице, искусно омоложенном косметологами, стали видны мелкие морщинки гнева. – Попробуйте сами угадать личность нашего героя, а завтра проверим, попали вы в «яблочко» или нет.

Путешествие в никуда

– Ильинская почему-то тянет с новыми фактами из жизни этого чувака и с его фотками из семейного альбома, – сказала Лина, когда они с Башмачковым вышли из зала. – Она ведь не сегодня замутила семинар с этой книжкой, могла бы подготовиться и получше. Знаешь, Валер, мне сегодня впервые стало по-настоящему страшно. – Лина поежилась, передернула плечами и тихонько продолжала. – Наш семинар все больше становится похож на компьютерную игру, в которой мочат всех подряд. Только это, к сожалению, не игра, где просто надо набрать очки и перейти на другой уровень. Нас уже на два писателя меньше, хотя до конца семинара еще далеко. Валер, вдруг мы следующие? Очнись, писатель, мы в мышеловке! Назад пути нет, ворота на замке!

– Зато есть дырка в заборе, – невозмутимо сказал Башмачков и продолжал, – помнишь, Алиса провалилась вслед за белым кроликом в его нору? Вот и мы рванем отсюда по следам рыжего кота. На свободу! Хватит, засиделись в писательской «зоне»! В общем, если мы удерем на пару часов, никто и не заметит. Пойдем, покажу тебе эту дыру.

«Дыра» оказалась таких размеров, что пролезть в нее смог бы разве что песик Лео. Даже его новый дружбан, жирный сибирский котяра Кузя, вряд ли сумел бы протиснуться в несколько раздвинутых металлических ячеек.

– Ну ты даешь! – расхохоталась Лина. – В эти «ворота» ни твоя, ни моя нога не пролезет, не то что наши разъевшиеся тушки. – Мы с тобой ведь не сможем уменьшиться, как Алиса, выпив волшебную жидкость. С чего ты взял, что это верный путь на волю?

Башмачков смутился и забубнил что-то невнятное про болгарку и кусачки, которые надо срочно достать.

– Ага, еще стремянку, мощный фонарик, острый нож… Про парашют и про пистолет Макарова, пожалуйста, не забудь! Пошли уже, диверсант! Кажется, я придумала кое-что попроще.

Они подошли к черному входу, выходившему на задний двор пансионата. Мусорные баки, швабры и тряпки, садовый инвентарь… Все, что в отелях принято тщательно прятать от взглядов отдыхающих. Дверь, обитая дерматином, почти сливалась с коричневой стеной. Лина сделала глубокий вдох и дернула за ручку. Дверь со скрипом подалась. Лина постучала в стенку. В каморке на полную громкость работал телевизор. Охранник Иван Кузьмич возлежал на диване, накрывшись красным пледом, и был похож на патриция, отдыхающего на римском пиру. Рядом с «патрицием» на тумбочке стоял поднос с чекушкой водки, рюмкой и бутербродами с черным хлебом, салом и солеными огурчиками. Лина оглядела каморку и увидела в глубине комнаты умильную картину: в потрепанном кресле дремали спина к спине Лео и Кузя.

– Тоже мне пес, даже не гавкнул! Входи, кто хочешь! – возмутилась Лина и, спохватившись, поздоровалась. – Добрый вечер, Иван Кузьмич!

– Опять вы? – поинтересовался Кузьмич без особенной теплоты в голосе. едва взглянув на вошедших. – Что еще случилось? Снова кто-то кони двинул? Кому теперь «скорую» вызывать? – Кузьмич неохотно поднял голову, а потом сел на диван.

– Не волнуйтесь, пока все живы, – успокоила его Лина. – Только вот мы с Валерием можем коньки отбросить, если не вырвемся на несколько часов из этой литературной тюряги.

– То есть как это – вырвемся? – возмутился Кузьмич. – Вы же хозяйке подписку давали! Цветков строго предупредил: до конца путевки никого не выпускать.

– Ну, подписали какую-то «филькину грамоту», – меланхолично подтвердил Башмачков. – И что с того? Никакой юридической силы, честно говоря, эта бумажка не имеет. И вообще… Никто ничего не узнает, если ты, Кузьмич, сам не заложишь нас мадам Ильинской. Слушай, тут такое дело! У нашего друга Сереги Филина в Дуделкино сын родился! Сын! А мы тут прохлаждаемся… Въезжаешь? Друг сегодня поляну для друзей накрывает. Обещаем тебе с праздника гостинчик прихватить – градусов на сорок!

– Ну, вы это… – замялся Кузьмич, – Вообще-то я не вправе, но…

– Вот именно, что «но», – вступила в разговор Лина, – из каждого правила есть исключение.

– Только не подведите, – пробурчал Кузьмич.

Башмачков размашисто перекрестился:

– Вот те крест, Кузьмич, не подведем! Думаешь, нам самим охота терять «пряники», которые нам «училка» Станислава Сергеевна наобещала? Короче, зуб даю: уйдем и появимся незаметно, как воины ниньзя. Вернемся через пару часов, как раз к отбою. У нас к тебе только одна просьба: отключи, пожалуйста, видеокамеру у ворот, а то бульдог Ильинской любит обходить забор по периметру.