Когда поют сверчки - [22]

В тот же день вечером, когда солнце опустилось к самому горизонту и живые изгороди, окружавшие передний двор, потемнели, Эмма неожиданно схватила меня за руку и увлекла в густую тень под ветвями росшего у дома клена. Шмыгнув носом, она опасливо обернулась на окна фасада, и в ее глазах я заметил нечто такое, чего еще утром в них не было. Лишь много лет спустя я понял, что это был огонек надежды.

Еще раз оглядев окна, Эмма сказала:

– Я слышала, как ты говорил с мамой сегодня.

Я кивнул, и Эмма, прикоснувшись ладонью к моей щеке, наклонилась и легко поцеловала меня в уголок губ. И как только она это сделала, с моих глаз как будто сползла пелена.

С того дня я следил за тем, чтобы она не забывала принимать лекарства не по обязанности, а потому что мне хотелось беречь и защищать эту хрупкую девочку.

Глава 10

Я заскочил в «Инглс», чтобы купить кое-что из еды, потом поехал по Семьдесят шестому шоссе мимо гражданского центра, библиотеки, начальной школы и больницы. В больницу мне нужно было бы заглянуть – навестить Энни, принести ей в подарок игрушку (не плюшевого медвежонка) и забрать свой кардиомонитор, но это могло подождать. Проезжая мимо «Колодца» – бара Дэвиса Стайпса, – я почувствовал дразнящий аромат гриля, но сейчас у меня не было времени, чтобы остановиться и соблазниться чизбургером.

Дэвис подает самое холодное пиво и самые вкусные в Джорджии чизбургеры. Его меню написано мелом на стене и выглядит довольно экзотично: «Легкий шепот» с единственной лепешкой и минимумом гарнира; «Постоянная пальпация» с тремя сортами сыра и жареным луком; «Артериальный тромб» с двумя хлебцами, красным чили и зеленым ялапеньо; «Остановка сердца» с фунтовой булкой, копченым беконом и сырным ассорти, а также вкуснейший «Четверной шунт» с четырьмя слоями хлеба, сочащегося насыщенными жирными кислотами и «фирменным» соусом. И все же главный шедевр Дэвиса – это «Трансплант»: огромная лепешка, на которой высится целая гора сыров, зелени, перцев, бекона и прочего. Конечно, чизбургеры Дэвиса иначе как «сердечным приступом на тарелке» не назовешь, но они настолько вкусны, что клиенты идут на риск. Я, например, каждую пятницу ужинаю в «Колодце» вне зависимости от того, голоден я или нет. Отказаться от этой привычки выше моих сил.

Сразу за «Колодцем» шоссе круто сворачивает в одну, затем в другую сторону. Этот коварный зигзаг прозвали Мышеловкой для «харлеев» – и неспроста: мотоциклисты бьются здесь с завидной регулярностью. Один такой случай произошел чуть не у меня на глазах – и в тот самый день, когда я поехал в Атланту, чтобы купить себе настоящий чоппер «Харлей-Дэвидсон». Какой-то парень на японской «летающей вафле» не справился с поворотом и, когда я подкатил к тому месту, лежал на мостовой вверх лицом. Из ушей и носа у него текла кровь. Я опустился рядом с ним на колени. Но не успел я нажать на грудную клетку, чтобы сделать непрямой массаж сердца, как мне стало ясно, что у него не осталось ни одного целого ребра и под курткой – настоящий фарш из мяса и раздробленных костей. Да и шлем, похоже, не защитил лихача – он лишь не дал его мозгам разлететься по асфальту.

«Харлей» я так и не купил.

Сейчас я торопился домой, но на Мышеловке все же притормозил. Я был уверен, что Чарли уже отчаялся меня дождаться, и не ошибся. Когда я наконец добрался до берега, в доме было пусто и холодно. Чарли не было видно, зато я услышал, как на противоположном берегу выводит затейливую мелодию его губная гармошка. Судя по всему, Чарли основательно разыгрался, и я не сомневался: скоро я услышу, как он притопывает ногой в такт очередной композиции. Чарли знал десятки, если не сотни мелодий в диапазоне от классики до блуграсса и мог не переводя дух исполнить все подряд.

* * *

Озеро Бертон находится фактически у меня на заднем дворе. Можно даже сказать, что это обширное пространство и есть мой задний двор, которым я могу распоряжаться по своему усмотрению. Когда-то на этом месте был процветающий город с тем же названием, но в свое время он был затоплен ради постройки гидроэлектростанции, которая и сейчас обеспечивает электроэнергией бо́льшую половину штата.

Жители города не возражали. Получив причитающуюся им компенсацию, они разобрали и вывезли свои перегонные установки и дистилляторы, а потом спокойно смотрели, как прибывающая вода заливает улицы и могильные камни на кладбищах.

Своего расцвета город Бертон достиг в начале 1800-х, в эпоху «золотой лихорадки», когда из этих мест были окончательно изгнаны индейцы-чероки. Первоначально он находился у слияния реки Таллалы и Мокасинового ручья. Почти не тронутый Гражданской войной, Бертон сыграл важную роль в эпоху бурного строительства железных дорог в 1880–1890-х годах. К началу XX столетия графства Рабун и Хэбершем могли похвастаться крупной туристской достопримечательностью, которая уступала разве что Ниагарскому водопаду. Порожистое ущелье, в котором текла Таллала, так и прозвали Южной Ниагарой, и не зря: первозданная, дикая природа этого места привлекала почти столько же состоятельных туристов, сколько крупнейшая в Джорджии гидроэлектростанция.