Когда падают звезды - [3]

Гнев творца, увидевшего последствия трагедии, излился невиданной бурей на головы завоевателей. Эта буря смыла и кровь пролитую ночью, и пепел. Зато принесла осознание и раскаянье, как камнем рухнувшее на слишком слабых виновников. Особая кара ждала проклятый народ. Всем им было суждено испытывать ту душевную муку, которую терпела девушка столько, сколько им отведено. А их потомкам было предначертано, чтоб не забывали грех предков, что в их семьях, среди детей с волосами цвета смоли и глазами темнее ночи, будут рождаться они — анибальты, те, в чьих глазах видна боль девушки, и немой укор незаслуженно убитого народа.

Легенда ли это, или правда, через тысячелетие не скажет уже никто. Но, если правда, боль, испытываемая проклятым народом, была невыносимой, ведь рожденный в семье анибальт — настоящая кара как для семьи, так и для него. Немое доказательство грешности, неугодности предков и уродства человека, его патологии, неспособности любить. В этом мире больше шансов найти вторую половинку хромому, слепому или даже церковнику, давшему обет безбрачия, чем анибальту.

***

Графиня моргнула, прогоняя из памяти эту глупую сказку, обрекшую ее ребенка на одиночество. Неизвестно только, за что.

Майя, как будто прочитав мысли матери, опустила глаза со своей привычной обреченностью, прося прощение за то, чего сама не понимала.

— Майя, ну скажи мамочке, что мне рано замуж, пусть она поищет женихов тебе! Ведь так? Ну, Майя, правда, скажи, — Соня опять надула губы, сморщила очаровательный носик, выжидающе уставилась на сестру.

— Нет уж, зачем мне жених? Ведь у меня и так есть за кем гоняться, мне хватает тебя, моя прелесть, правда мама? — Майя сложила зонтик, села к матери и сестре на лавку, и теперь уже вдвоем девушки вопросительно смотрели на графиню.

Немая сцена длилась несколько секунд, а потом беседка опять залилась звонким смехом в три голоса.

***

Майя часто пыталась ответить на вопрос, какая же она? Наверное, слово, которое подходило больше всего, — бесцветная. Слишком бледная, слишком схожая с фоном. Да, она — фон. Когда-то, в одной из фантастически книг, Майя читала, что девушки специально надевали белые парики и вымазывали лица белой пудрой для того, чтоб казаться более привлекательными. Она не поверила, даже для сказок это слишком. Это невозможно. Такие как она не могут быть красивыми. Какая разница насколько пухлы твои губы, пушисты ресницы, прям нос и выразительны скулы, если ты анибальт? Раньше, когда девушке было пятнадцать, и ей предстоял первый выход в свет, Майя долго рассматривала себя в зеркало, и, как ни странно, ей казалось, что она красива. Тонкие черты, выразительные глаза, плавные линии, легкие движения, что еще нужно? Ну и что, что не так смугла как мама? Ведь та с детства рассказывала, насколько ее дочь прекрасна. Ну и что, что мальчики дразнили в детстве, ведь няня Бетси объясняла, что это значит — она им просто нравится.

Ох, если бы в пятнадцать ей не быть такой наивной! Может быть, не было бы так больно после открытия ее первого сезона. Да, это был поистине ее сезон. Не так часто родители рискуют вывести в свет ребенка-урода, а урода, верящего в свою красоту… Это был, наверное, единственные такой случай.

Если бы она не верила всему, что ей говорили близкие, может… Может Майя смогла бы сейчас согласиться на предложение искателей приданного. Тех, кто не может надеяться на благосклонность истинной леди, но которые сойдут уроду. Даже не так, тех, кому сойдет урод.

— Нет, не могу об этом думать. Я запретила себе вспоминать. Я запретила себе мечтать. В жизни есть и доступное мне, у меня есть Соня. Ее счастье и станет тем, чем я потом смогу жить, — Майя отвела взгляд от зеркала.

Не только папа ждал внуков, Майя тоже жила жизнью сестры. Засыпая, представляла ее идеальное знакомство с избранником, первый поцелуй, предложение руки и сердца, их ссоры и примирения. Так, как представляла бы это все для себя, сложишь ее жизнь по-другому.

Нет, она не завидовала сестре, во всяком случае, не завидовала по-злому. Просто не могла жить в вечной скорби по своей жизни, поэтому подменяла ее планированием жизни сестры.

Принимая решение о том, что с подобными размышлениями стоило бы заканчивать, Майя поднялась, чтобы припудрить и без того белый нос прежде, чем спуститься в столовую.

***

— Девочки, у меня для вас новость, — ужин подходил к концу. Граф Нортон Дивьер сидел во главе стола, поигрывая бокалом с гранатовым вином. Как и графиня Дженифер Дивьер, для своих сорока с лишним лет, он выглядел отлично, не обзавелся ни возрастным животом, ни сединой в черных волосах, выражение лица свидетельствовало о том, что он пребывает в раздумьях, и от этого внешность становилась еще притягательней. В частности и из-за отца Майе было сложно смириться с тем, что ей по жизни нужно довольствоваться тем, что предлагается, а не тем, о чем мечтаешь. Ведь когда у тебя перед глазами течет полноводной рекой жизнь родителей, наполненная любовью, уважением, красотой отношений, тяжело начать смотреть на соседа-друга отца, как на потенциального возлюбленного, который будет относиться к тебе, как папа к маме.