Когда оживают Тени - [13]

Груз времени. Пока жил здесь, не замечал его. Но теперь, попутешествовав и вернувшись, чувствовал как никогда прежде.

Трамвай вновь канул в жадную глотку тоннеля, и стекло почернело, в нем отразился я сам – тень с усталым лицом, взъерошенными волосами и черными провалами вместо глаз. Тень того, кто когда-то покинул Тару, чтобы, по желанию родственников, стать офицером, героем, однако стал кем-то и чем-то противоположным.

Я иронично хмыкнул – и нашел же время себя жалеть. Но помимо воли вспомнил сцену в кабинете нотариуса, поморщился. Классический сюжет из слезливых дамских романов со смешными страстями. Да только почему-то совсем не до смеха, ведь долг-то настоящий. Бешенство во взгляде Нолана не походило на актерскую игру.

Хуже стало после того, как подписал бумаги и вышел из нотариальной конторы. Там вновь столкнулся с матерью. Разговор вышел неловкий и скомканный, состоящий из намеков, обрывистых фраз. Она жадно смотрела на меня, будто пытаясь прозреть, как ее сын менялся с годами, что происходило, отчего не вернулся в срок.

Но я не ответил. Более того – банально струсил. Несмотря на мольбу в ее глазах, отговорился срочными делами, пообещал вскоре заглянуть в гости. А затем позорно бежал. Свернул за угол и там привалился спиной к холодной стене, закрыл глаза и глубоко вздохнул. В груди жгло и кололо, на шее будто затянулась удавка. И даже когда очнулся и торопливо пошел по тонущей в сумраке улице делового уровня, морской еж под ребрами пропадать не желал.

Не исчез и теперь. Но я сумел абстрагироваться, задвинул эмоции подальше. Время покопаться в себе наступит потом, тогда наверняка дам волю внутреннему палачу, тот отыграется по полной. Но сейчас требовалось действовать. Ведь еще у офиса почувствовал слежку. Мерзкий холодок быстро испарился, когда пробежался по улицам и прыгнул в вагон трамвая, но вот теперь он вернулся, лизнул затылок.

Конечно, за мной тоже зашли люди, и состав несколько раз останавливался, подбирая пассажиров с других станций. Но если бы преследователи находились рядом, ощущение лишь усилилось бы.

Померещилось? Воображение шалит?..

Украдкой осмотревшись, я убедился: школяры шумно обсуждали какого-то преподавателя и превращаться в убийц не торопились, болги тоже увлеченно беседовали, их скрипуче-свистящая речь казалась неразборчивой, но я уловил суть – речь шла о сделках, прибыли, ценах на свинину, продукты нефтепереработки, кислород, азот, водород.

Детей и представителей глубинного народа можно вычеркнуть из списка предполагаемых злодеев. Слишком увлечены собой. К тому же худших шпионов, чем выходцы из Фир Болг, представить вообще трудно – неуклюжие, тяжеловесные, шумные в своих костюмах. И насколько я знал, глуховатые и подслеповатые, так как, когда жили в человеческих городах, носили тяжелые компрессионные скафы месяцами и годами, что не могло не сказаться на их состоянии.

А что остальные?

Клерк вышел на предыдущей станции, монах всю дорогу молился в уголке. Гвард поначалу бросал на меня подозрительные взгляды, но затем его взяла в оборот пожилая дама, стала о чем-то спрашивать, плавно свернула на жалобы, – и страж попал впросак, вынужденно слушал про шумных соседей, непутевых детей и хитрых торговцев.

Вроде ничего угрожающего. Но лишь в бездарных историях шпионы представляют собой здоровенных детин с ножами в потных руках и нехорошими щербатыми ухмылками.

Пока я размышлял, трамвай вновь вынырнул из тоннеля. За окном мелькнул новый грот, огни, массивные металлические конструкции, какие-то трубы, цистерны. То тут, то там на балках и в люльках висели рабочие в скафах, крутили гайки, били молотками. Сверкали разряды сварки, вагон то и дело тонул в облаках густого пара.

Порт. Точнее, окраина порта. Субмарины отсюда не увидишь, одни в специальных причальных трубах и ячейках, другие в сухих доках на ремонте. И чтобы подобраться к любому из кораблей, потребуется преодолеть не один шлюз, пройти по специальным коридорам. А здесь лишь коммуникации, обеспечивающие жизнедеятельность огромного организма, изнанка.

И вновь тоннель, но теперь мрак поглотил трамвай ненадолго. Вагон отчаянно заскрипел и заскрежетал, покачнулся, стал замедлять ход. В иллюминаторы брызнул яркий свет, показалась длинная галерея с множеством арок-выходов, лотками торговцев, толпами куда-то спешащих людей.

Едва двери распахнулись, я выбрался наружу. Чуть не захлебнулся неожиданными ощущениями от звуков и запахов, разноцветных нарядов, плотного влажного воздуха. Но сориентировался, двинулся в боковой проход, вместе с потоком людей спустился по широкой лестнице, высеченной прямо в скале. Еще несколько пролетов, поворот направо, очередной спуск – и вот я на широкой улице-тоннеле с множеством ответвлений, перекрестков, магазинов и складов, подъемников.

Ощущение слежки ненадолго пропало, но едва я уверился, что был разыгран собственным воображением, появилось опять, – как чей-то сдержанный интерес, как запах, как дуновение из вентиляции, ощупывающее затылок, спину, – легкое, но ясное и недвусмысленное. Чужой злости или ненависти я не чувствовал. Но профессионалам обычно не нужен гнев, чтобы убивать или калечить.