Когда осыпается яблонев цвет - [10]

Женщина вылила остатки кофе в раковину: хватит и нескольких глотков, а то еще давление начнет скакать – лучше подстраховаться. Через десять минут она, уже одетая в костюм, строгий, деловой вид которого смягчало жабо элегантной нарядной блузы, стояла у зеркала и красила ресницы. В очередной раз подумала о том, что не зря сделала стрижку. Подстриглась Маргарита уже года три назад, но все еще продолжала восхищаться новой прической. Короткая стрижка с веселыми светлыми и чуть рыжеватыми вкраплениями перышек в темные волосы ее молодила, а главное – не доставляла хлопот в укладке. Несколько движений расчески и фена после душа – и на три дня голова в порядке. Она освежила губы помадой светлого тона, улыбнулась своему отражению, пытаясь хотя бы таким образом подбодрить себя, и вышла из дома.

До школы Маргарита Семеновна всегда ходила пешком. Конечно, приходилось вставать на полчаса раньше, но зато утренняя прогулка всегда помогала настроить и тело, и душу на правильный лад и, что не менее важно, избавляла от толкотни в автобусе и позволяла сберечь костюм. Вот и сегодня ходьба придала недостающей уверенности, и к зданию школы она уже подходила обычной твердой походкой, с расправленными плечами и гордо поднятой головой. Теперь только взять табличку с надписью «5 «А», связку шариков и ждать, когда появятся ее птенцы.

Осенняя территория школы нравилась Маргарите, пожалуй, даже больше, чем весенняя. Конечно, в мае было красиво: у входа царственно шелестели своими розоватыми гроздьями каштаны, вдоль аллеи пестрели цветами загадочные деревья, напоминающие сакуру, на клумбах сияли анютины глазки, а школьный сад утопал в белой пелене цветущих яблонь. Казалось бы, новая жизнь заявляла о своем наступлении всеми возможными красками. Но одновременно Маргарита всегда различала в школьном дворе сначала едва уловимый, но становившийся с каждым днем все более громким гул неотвратимого конца и прощания: конца учебного года и расставания с выпускниками. Радость весны и предстоящих летних каникул тесно переплеталась с меланхолической грустью грядущей разлуки с очередным поколением.

Осень же пахла иначе: сплошным ожиданием, началом разгона, полнотой сил и радостью от встреч. Да, пройдет всего несколько недель, и все успокоится: и люди, и природа. Деревья сбросят листья и погрузятся в равнодушный сон, сад станет голым и малопривлекательным, дождь покроет дорожки школьного двора лужами, а все остальное – сплошной серой краской, но тех, кто приходит сюда каждый день, тоскливый плач осеннего неба не выбьет из проторенной колеи. Осенью они ждут зиму: заснеженного сада, по которому наконец-то разрешат бегать где придется, а не только по устланным плиткой аллеям; ледяную горку за калиткой и развешанных по ветвям деревьев кормушек для птиц. Но это потом. А пока, в сентябре, школьный двор трепещет и улыбается: трепещет от смущения и робости вновь прибывших и от неуемного восторга и энергии старожилов, а улыбается всем и каждому все еще зеленой листвой, музыкой, летящей из динамиков и заставляющей просыпаться всю округу, и цоканьем каблучков, спешащих к порогу школы.

Так, с удовольствием принимая и впитывая в себя это осеннее настроение, слегка щурясь от все еще яркого сентябрьского солнца, Маргарита подходила к школьному крыльцу. Там уже переминались несколько человек – в основном старшеклассники, которым хотелось многим поделиться с друзьями до того, как директор призовет всех к порядку и начнет приветственную речь.

– Здрасть, Маргаритсеменна! – поприветствовали они ее нестройным хором, и она улыбнулась, кивнула, отметив, что за лето многие вытянулись, повзрослели, а милое сердцу «Маргаритсеменна» стало звучать басом, а не фальцетом.

Здесь же, на площадке перед школой, стояли несколько первоклашек с родителями. Дети с трудом удерживали огромные букеты, их мамы дрожащими руками поправляли банты девочкам и галстуки мальчикам.

– Поздравляю вас! – улыбнулась и этой группе Маргарита и прошла в школу.

– Слава богу, Маргарита Семеновна, вы, как всегда, пораньше, – бросилась к ней на пороге завуч. – Пойдемте скорее, надо поговорить.

– Что-то стряслось, Ольга Валерьевна? – Учительская установка: при детях официоз, а по именам за закрытыми дверьми. Маргарита поспешила за завучем, внутренне ликуя. Сейчас ей скажут, что нашелся выход, что классное руководство отменяется, что все остается по-старому. «А вдруг уволят?» – екнуло в груди. И тут же пронеслось отчего-то спокойное: «Уволят так уволят. Без куска хлеба не останусь. Возьму еще учеников. Зато сама себе хозяйка. И высплюсь наконец».

– Так что же случилось, Оля? – повторила Маргарита, закрыв за собой дверь кабинета.

– Лика, – выдавила из себя завуч и горько заплакала. – Лики нет больше.

– Как нет? – Маргарита зажала рот рукой. Услышанное не укладывалось в голове. Лика была одноклассницей Оли, а значит, и бывшей ученицей Маргариты. А еще она была лучшей Олиной подругой, и учителем русского и литературы, и классным руководителем девятого, нет, теперь уже десятого «Б». И вчера она была на педсовете. Выглядела отдохнувшей, посвежевшей и довольной жизнью.