Когда она была плохой - [70]

Через два часа после того, как мы вышли из бухты Нассау, она появилась из укрытия. Я смотрел, как она поднималась по сходному трапу, держа в руке сложенное махровое полотенце. Была она бледной и похудевшей, но в общем выглядела неплохо. На ней были белые шорты, бело-голубая тенниска, под которой не было лифчика. Босиком. Волосы коротко подстрижены.

— Убежала, после того как выпустили на поруки? — сказал я.

— Ты всегда был такой сообразительный, Дэн, — ответила она, естественно, стараясь вложить в эти слова как можно больше иронии.

Габриэль, которая загорала на палубе, села и уставилась на нас. На лице ее играла улыбка.

— Старый испытанный прием — спрятаться на полубаке, да?

— У тебя он сработал.

Она села напротив меня. Нас разделял румпель. Ее правую руку скрывали складки полотенца.

— У меня мелькала мысль, что такое возможно, — сказал я. — Я даже хотел обыскать полубак.

— Почему же не сделал этого?

— Не знаю.

— Не злись на Габи.

— Почему?

— Потому что она помогала мне.

— Но, помогая тебе, она вредила мне.

Было замечательное утро, ясное и голубое, пока что довольно прохладное, но обещающее жаркий день. Пахло ржавчиной и почему-то свежевыпеченным хлебом. Там и сям на горизонте виднелись суда.

— Как тебе удалось это проделать?

— Я доехала автобусом до Сан-Исадро, перешла границу и оказалась в Тихуане. Там у меня еще остались друзья. Они переправили меня на Гаити, а оттуда я добралась до Нассау.

— Должно быть, этот путь был недешев.

— Конечно.

— Ну что ж, черт возьми. Добро пожаловать на борт.

— Дэн, я не собираюсь возвращаться за решетку. Никогда, никогда, никогда. Я останусь свободной или умру. Ты ведь знаешь, что это значит?

— Тебе не потребуется то, что находится в полотенце.

— Как я могу доверять тебе после того, что ты сделал? Боже, можешь ли ты представить, что я пережила в море? После моей одиссеи на плоту и крушения «Буревестника»? Ты можешь представить себе мой ужас, Дэн? Можешь вообразить, что я чувствовала в море, когда болталась в нем голая и одинокая?

— Я искал тебя.

— Я знаю. Я видела, что ты ищешь. Но ты не нашел.

— У тебя был спасательный крут, — заметил я. — И кто-то нашел тебя.

— Через шесть или семь часов… Да, мне повезло, меня спасли. Но, Дэн, сделать такое… бросить в море…

— Ты смеешь обвинять меня в совершении убийства. Но ты… ты отравила меня, ты оставила меня среди океана на куче песка, ты стреляла в меня, ты наняла человека, чтобы он убил меня… по-твоему, это очень гуманно?

Габриэль поднялась и направилась в кокпит. Она была поразительно похожа на Шанталь девятнадцатилетней давности — в эффектном бикини, загорелая, со спутанными ветром волосами и загадочной улыбкой. Видя их рядом, было от чего прийти в смятение.

— Все счастливые семьи похожи друг на друга, — сказала Габриэль. — Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, — и спустилась по трапу в каюту.

Шанталь уставилась на меня, удивленно подняв брови.

— Она читает Толстого, — объяснил я.

— Она эрудированна, — сказала Шанталь, — но не слишком разумна.

— Вполне разумна…

— С твоей точки зрения… Но разве ты способен чувствовать?

— Почему же? Даже бываю сентиментальным. В результате остаюсь в дураках.

— И ведешь себя глупо.

— Наверно.

— Сентиментальность — это глупость. Она обманывает ум. Чувствуешь себя вроде бы хорошо, но ведь это и есть самообман.

— Ты себя и в самом деле чувствуешь хорошо, но затем приходит расплата.

— Сентиментальные дураки строят свои фантазии, рассчитывая на других. Например, ты на Габриэль. Бог мой! — Она засмеялась. — Ты хотел быть отцом… Хотел иметь дочь… Хотел любить… Хотел быть любимым… Но ты никогда по-настоящему не посмотрел на нее! Никогда не видел ее, разве не так, Дэн? Или ты видел лишь то, что хотел видеть, что подсказывала тебе твоя сентиментальная натура.

Габриэль отозвалась снизу.

— Я слышу, что вы говорите обо мне.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

Шанталь развернула полотенце. В нем ничего не было.

— Позавтракать, — сказала она.

Габриэль вышла на палубу с тарелкой сандвичей и миской редиса, лука и слив, затем сходила за пивом. Мы расположились в кокпите и принялись за еду. Женщины ели жадно; у меня не было аппетита.

— Правда, здорово? — нарушила молчание Габриэль.

— Правда, — ответила Шанталь.

— Я думаю, что это было бы хорошим названием для рассказа — «Конские широты». Хотя я и не знаю, что это такое.

— Спроси у своего отчима, дорогая, — сухо сказала Шанталь.

Я объяснил Габриэль, что «конские широты» это район моря, которого не достигают пассаты, место, где тихо и спокойно. Морские течения обходят это спокойное место — и Гольфстрим, и Северо-Атлантическое, и Антильское, и Экваториальное течения. Конские широты иногда называют Саргассовым морем из-за большого количества саргассовых водорослей. Когда-то давно парусные суда, попадая сюда, должны были неделями дожидаться ветра и находиться в дрейфе. Запасы пищи истощались, и груз в виде отощавших лошадей выбрасывался за борт. Другие суда, оказавшиеся в этих водах, наталкивались на плавающих между водорослями лошадей. Отсюда и название — «конские широты».

— Где находится Саргассово море — «конские широты»? — спросила Габриэль.