Когда Нина знала - [66]
Нина крепко спит, Вера рядом с ней, тесно к ней прижалась, свернулась, как зародыш. Я тихонько трогаю Веру за плечо. Она открывает один глаз, надевает очки и быстро, без вопросов, без жалоб присаживается в кровати. Я укутываю ее в свитер Меира, привезенный для того, чтобы понюхать и придать себе силы, и вспоминаю, что нужно взять новую тетрадку для сценария – две уже исписаны, – и в последнюю минуту решаю захватить и свой хронометр, который сопровождает меня во всех постановках, повешу его на шнурке на шею, не помешает.
Вера ждет около двери и пока ни о чем не спрашивает. Мне довольно одного взгляда, чтобы понять – она точно знает, что должно случиться. Я не позволяю возбуждению собою овладеть (взвинченность, конечно, осталась). Есть работа. И мы ее сделаем. Нина переворачивается на другой бок, протягивает руку, ищет что-то в кровати с моей стороны, меня ищет. Ищет во сне. Мы стоим и, как под гипнозом, глядим, как ее рука шарит, вздрагивает, уступает. Она вздыхает во сне, а мы перестаем дышать – что скажем ей, если проснется, как объясним? Мы выходим на цыпочках. Меня душит отвращение. Хватит, хватит этих врак. Мы спускаемся в лобби, пустое и темное, кроме одного пятнышка света над стойкой ресепшена и другого пятнышка над шикарным вазоном с искусственным колеусом. Я подтягиваю кресло для Веры, усаживаю ее и бегу к лифту, притащить Рафи. За секунду до того, как дверь лифта закроется, я фотографирую ее своим телефоном: маленькая старушка в глубине пустого лобби. Я поднимаюсь на третий этаж. В зеркале лифта я вижу лошадь. Я использую шок внезапности, чтобы сформулировать быстрый и объективный приговор. Большая и сильная женщина с темными мешками под глазами. «Женственность малость подкачала», – делает заключение скрипт-супервайзерша, которая на протяжении трех этажей разглядывает меня не моргая и без снисхождения (да тут еще и раздутый вест и демо-брюки с кучей карманов). Короче говоря, на меня смотрело лицо продюсера. На прощание я улыбнулась отражению и тихо постучалась в дверь Рафи. И он мигом мне открыл. Рабочая одежда. «Сони» на кровати.
Ощущение, что всю ночь просидел, ожидая, чтобы я пришла и его позвала. В лифте мне удается скорчить улыбку, и он тут же чувствует: «Все в порядке, Гили?» – «Все в порядке». – «Нервничаешь»? – «Маленько». – «Ты недостаточно пишешь». Я ему напоминаю, что всю дорогу сюда я снимала.
«И все-таки, – говорит он, – детали, мелкие детали».
«По поводу мелких деталей…»
«Что с ними?»
«Сталин и правда планировал в 48-м вторгнуться в Югославию?»
«Не знаю. Но так считал Тито. И были на то причины. Из-за этого он и построил здесь ГУЛАГи или, как их здесь называли, для сталинистов и шпионов».
«И по-твоему, бабушка с дедушкой и правда были сталинистами?»
«Вера с Милошем? Она тебя заживо сожрет, если ты только вякнешь про такое предположение».
«Ну а ты, ты-то что думаешь?»
«Я в принципе всегда ей верю».
Я смеюсь. «Это уж точно делает жизнь куда более легкой».
Он что-то бормочет про вопросы, которые человек так много лет держит у себя в брюхе, что потом уже не осмеливается их задать. Мне ясно, что говорит он не про Сталина с Тито.
В лобби мы быстро организуемся. Усаживаем Веру так, чтобы свет ярко ее освещал. Выставляем еще кресло для меня. За те минуты, что я отсутствовала, она успела снять с себя свитер и причесаться (волосы у нее поредели, я уже писала? Из-под них проглядывает розовый череп, как у птенчика, у которого еще не выросло оперение), покрасить губы и ресницы и наложить чуточку румян. «Какая ты леди, бабушка!» «Леди-шмеди, но девушка всегда должна быть тип-топ. Я и тебя тому же учу». Она неодобрительно смотрит на мою копну волос, завитушки и кудряшки. «У тебя там птица может свить гнездо».
«Бабушка, – говорю я, – ты же знаешь, что мы сейчас собираемся сделать, правда?»
«Да, да». Она глубоко вздыхает. Я поправляю ей воротничок. Вдыхаю ее острые духи (и надушиться успела!). Убираю ей волосы назад, чтобы не показывать, до чего они жидкие. Она замечает какую-то грязинку на моей блузке. Ее рука скользит по моей руке и на минуту на ней задерживается. Странная атмосфера, минута перед казнью. Когда приговоренный и палач вместе курят.
Перво-наперво я думаю, как ее смягчить. «Теперь, бабушка, перед тем, как начать, я хочу, чтобы ты рассказала мне что-нибудь приятное про тебя и про Милоша, неважно что, в трех-четырех фразах». – «Про Милоша? Да я уже все тебе рассказала». – «Ну так еще раз. Что-нибудь миленькое, смешное, перед тем, как мы начнем, я обязана это услышать». На самом деле это типа маленького трюка, которому я научилась у папы: за секунду до хлопка я вхожу и шепчу артисту на ухо какое-то подобие сценки или строчку из песни, которая как-то с ним вяжется. Не все режиссеры от этого без ума, но эй, сейчас это мой фильм.
И бабушка – она моя.
Вера тут же поддается на уловку: морщит лицо, о чем-то скороговоркой сама с собой говорит, начинает улыбаться. Прием сработал. «Мы, бывало, без конца танцевали, мы с Милошем». Я прошу раскрыть побольше. «Когда Милош уже выздоровел от чахотки и всех своих холер, и мы из его деревни вернулись в Белград, и у нас была красивая квартирка, а я еще не была беременна, мы вдвоем были такие счастливые… Бывало, закроем жалюзи, включим патефон и часами танцуем! Мы соблюдали те же движения и тот же ритм, что туммим
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.
На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.
Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".
«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Маленькая девочка со странной внешностью по имени Мари появляется на свет в небольшой швейцарской деревушке. После смерти родителей она остается помощницей у эксцентричного скульптора, работающего с воском. С наставником, властной вдовой и ее запуганным сыном девочка уже в Париже превращает заброшенный дом в выставочный центр, где начинают показывать восковые головы. Это начинание становится сенсацией. Вскоре Мари попадает в Версаль, где обучает лепке саму принцессу. А потом начинается революция… «Кроха» – мрачная и изобретательная история об искусстве и о том, как крепко мы держимся за то, что любим.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?