Когда Нина знала - [38]
«Гили, – говорит она после того, как эта минута подвела все итоги. – Мне легче, когда я знаю, что ты где-то неподалеку».
«Спасибо».
«Продолжим?» – спрашивает Нина.
Но Рафаэль еще не в состоянии продолжать. Просит о передышке. Передает камеру мне и шагает туда-сюда по этому узкому переулку и качает своей огромной башкой. Так же вот рычал и шатался по коридорам больницы, когда я сделала попытку к самоубийству. Потом он бомбардирует Нину всеми вопросами, которые забыл задать с тех пор, как она ему рассказала. И как это с ним всегда, он, когда напуган, не вытаскивает из воды, а топит.
Нина уже вернулась в свою обычную мерзопакостность, и в этом тоже благо, ее ответы на его вопросы коротки и саркастичны. Деменция, и потеря памяти, и умирание, и смерть мелькают в них с частотой знаков препинания. Она произносит их также со странным удовольствием. Ей нравится причинять боль нам, а еще больше себе самой. Я ее снимаю средним планом и приближаюсь к крупному плану. Мне знакомо это покалывание, которое гнездится в извилине душевной кишки.
Но Вера в последнем взрыве сопротивления не уступает: «Я еще не на сто процентов уверена, что ты… что у тебя то, о чем ты говоришь. Нету у тебя этого! Сама посмотри, насколько ты в норме! Откуда ты такое взяла? Это вообще наследственное, а я… у меня память отличная…»
Нина… Я вижу, что Верины сомнения ее изводят. Она с трудом собою владеет: «Но, может, это вообще от папы?»
«Как так от папы? Милош знал наизусть, может, сотню стихов».
«Но он умер молодым, и мы не могли знать».
И вдруг Вера бьет себя по губам в озарении: «Ой, его отец, Милоша… Твой дедушка… Когда я вернулась с Голи…»
«Что с ним случилось?»
«Случилось. Неважно. Глупости…» Вера плюется сухим плевком, на этот раз в левую сторону. Когда-нибудь я составлю справочник ее плевков.
«Что с ним случилось, мама?»
«Да, он бывало иногда заблудится, но неподалеку от дома, только внутри деревни…»
«Бинго!» – говорит Нина, и лицо становится серым.
«И жена привязывала ему бубенчик…»
«Избавь меня от…»
Вера прислоняется к стене дома. Рафаэль заходит в «Кабана Рояль», в туалет. Моет руки, моет лицо, смотрится в зеркало. Дверь слегка приоткрыта, так, что мы видим его в прямоугольнике света, как он оперся обеими руками о раковину, и вдруг голова его падает, как отрубленная. Он плачет. Он делает то, что ни Вера, ни Нина, ни я не способны сделать в этот момент, каждая из нас из-за своего собственного увечья.
«Продолжим?» – спрашивает Нина, когда он возвращается. У Нины вдруг возникла над нами какая-то новая власть. Не только ощущение, что нож болезни ее от нас отрезал, но и то, что она здесь с нами делает – будто ей добавили нечто еще, тонкий слой какого-то другого существования.
Есть в этом что-то от призраков.
Если я буду снимать о ней фильм…
А я собираюсь снимать о ней фильм?
Рафаэль приходит и забирает у меня камеру: «Нина, я готов, когда ты готова». Нина снова прислонилась спиной к стене, стоит, сгорбив плечи. А теперь, Гимель, работай! Сейчас главное – профессионализм. Я стою перед ней и привожу в порядок ее воротник. Раньше он был скошен вправо, и эту кривизну стоит сохранить. Мелкая педантичность сценаристки, которую по-английски, вроде я это уже говорила, называют Script Supervisor. Глупости, это просто потребность моей руки прикоснуться к ее щеке.
И все это время она заглядывает мне в глаза.
Наступает вечер. Над нами зажигается уличный фонарь. Это маленький городок в Хорватии, в который я наверняка никогда не вернусь. Странное чувство разъединения. Парения над ничем. Может быть, это подобно тому, что ждет Нину в недалеком будущем. На минуту я ощущаю, в каком ужасе она живет сейчас. Любая фраза ошибочна, каждая оплошность, каждое мелкое недоразумение и забывчивость могут послужить свидетельством против нее.
Кто я без ненависти к Нине?
«Начинаем, Нина, мотор!», – бормочет себе под нос Рафи. Нина тяжело вздыхает. Закрывает глаза. Вертикальная складка на лбу становится глубже и потом разглаживается. Она открывает глаза. «Привет, Нина, – говорит она камере, – сегодня мы расскажем тебе историю. Это история красивая и трогательная, и она про тебя и про большую любовь, которая привела тебя в этот мир, и еще про…»
Но нам не дано было начать съемки этого фильма, потому что Вера вдруг описала полукруг, как фигурка на церковном шпиле, и встала лицом к Нине, спиной к камере: «Почему ты с ней так разговариваешь?» – спросила она шепотом, будто та, что в камере, может ее услышать. Нина вздрогнула от этой помехи: «Что значит так?»
«Так, будто она малость идиотка».
«Она и есть идиотка, – ответила Нина леденящим кровь шепотом. – Я же тебе сказала. Когда она будет это смотреть, мозги у нее будут начисто стерты. Да останови ты на минутку! – приказала она Рафи, который продолжал снимать. – И сделай милость, Вера, перестань режиссировать, хватит, нарежиссировалась!»
Будто щелкнула хлыстом.
«Гили, записывать!» – прошипел Рафи.
«Но так разговаривают с малым дитем, – заупрямилась Вера. – Так бездетный человек разговаривает с маленьким ребенком».
«Может, у меня и правда не было особого опыта с детьми, – говорит Нина. – Может, дашь мне несколько частных уроков?»
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.
На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.
Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".
«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.
Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Маленькая девочка со странной внешностью по имени Мари появляется на свет в небольшой швейцарской деревушке. После смерти родителей она остается помощницей у эксцентричного скульптора, работающего с воском. С наставником, властной вдовой и ее запуганным сыном девочка уже в Париже превращает заброшенный дом в выставочный центр, где начинают показывать восковые головы. Это начинание становится сенсацией. Вскоре Мари попадает в Версаль, где обучает лепке саму принцессу. А потом начинается революция… «Кроха» – мрачная и изобретательная история об искусстве и о том, как крепко мы держимся за то, что любим.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?