Когда Нина знала - [24]
«Нет-нет! – прервала его Нина. – Не строй тут из себя важную голливудскую шишку, камера самая простенькая, домашняя, непрофессиональная. Та, которой ты фотографировал нас на вечеринке, сойдет в самый раз». – «Прекрасно, – вздохнул Рафи с облегчением. – Как по мне, так здорово».
Он спросил, как Вера прореагировала на ее рассказ про болезнь. «Как всегда, – сказала Нина, – с полным недоверием. Конечно, мол, это ошибка в диагнозе или в лаборатории перепутали анализы, а может, вообще все у меня от головы, что, к великому сожалению, абсолютно точно. Слышал, что я сказала? Можешь смеяться, мне полегчает, если ты продолжишь смеяться над моими приколами. – Он тихо фыркнул, что можно истолковать как угодно. – И конечно, тут же пошла сыпать своими великими медицинскими познаниями, – со злостью продолжала Нина, – цена которым ноль, полный ноль! Потому что Вере только так угодно, и она будет выворачивать фактам руки, пока они не попросят прощения. И, разумеется, по мне ничего такого не скажешь, и выгляжу я потрясающе, даже блестяще, и главное – это здоровый распорядок дня – и правильная диета – и стакан сока пророщенной пшеницы по утрам, и у нее в Афуле есть потрясающая китаянка-врачиха, и она устроит мне три-четыре сеанса акупунктуры. И все, «конец Абрамчику», – процитировала Нина еще одно из Вериных крылатых выражений, объяснять истоки которых у меня сейчас нет времени, потому что над моей головой начинают сгущаться тучи.
«А я, – продолжала Нина, – еще посмела ей сказать, что с точки зрения болезней самое главное – это, видимо, хорошая наследственность. И она обиделась, да и еще бы, у нее-то в ее девяносто лет голова – дай бог каждому. Нет, она не от нее, эта подлянка, – вслух размышляла Нина. – Может, от отца, от Милоша, только он у меня умер, когда ему было тридцать шесть, и поди знай, в какую бы сторону продвинулся или деградировал. И потом я полночи слышала, как она стучит по клавишам, так-так-так-так, и даю расписку, Рафи, что она уже прочла все сайты, которые про…»
«Значит, осталась ночевать у нее», – не смог он себя остановить.
«Да, не могла я оставить ее одну после всего этого».
«А меня смогла?» – подумал он.
«Скажи мне… И что… что же Вера сказала про эту твою идею?» – «Что мы ее будем снимать? Не стану врать, что она в восторге. Она ведь все-таки тоже малость в травме от того, что я ей рассказала, – материнское сердце… – не смогла Нина сдержаться. – И на это еще усталость после фестиваля и всего этого тарарама, который вы ей закатили… но ты ведь ее знаешь, она не может отказать ни мне, ни моей просьбе, это же, согласись, просьба приговоренного к смерти». Нина замолчала, давая Рафаэлю достаточно времени для возражений. Он промолчал. Представляю себе, что у нее сердце упало, сжалось от одиночества и страха. «И главное, она не может сказать «нет» шансу поучаствовать в еще одном маленьком шоу при свете прожекторов, даже если этот фильм, может, посмотрим только ты да я».
«И Гили», – сказал Рафаэль.
«Дай бы бог. Но я со своей стороны уже ее освободила, от всего вообще».
Рафаэль молчал. Рана жизни слегка кровоточила. По каплям, не больше.
«Рафи, есть кое-что еще».
«Да?»
«Я все делаю не только ради Веры».
«Да?»
«Говорю это тебе прямым текстом, слышишь?»
«Это еще и для тебя самой, ясно. Ты даже не представляешь, как я рад, что ты согласилась на то… чтобы хоть раз представить ее по-серьезному».
«И себя тоже, понимаешь, да? Я хочу, чтобы ты снял и меня. Есть вещи, о которых я хочу ее спросить».
Он напрягся. Представляю себе, как он осторожно пятится назад. Снова спрашивает, зачем на самом деле ей нужен он, если она хочет взять интервью у собственной матери.
«Ты точно знаешь зачем. С тобой это будет проще».
«Тебе или ей?»
«Нам обеим».
Молчание.
«Но это не вся идея», – говорит Нина.
«Нет?»
«Послушай».
«Она абсолютно меня поразила», – сказал он мне в этом месте по телефону. Я сижу с первой чашкой кофе на подоконнике у себя дома. Я смотрю на Меира, который копает в тени горы, что напротив, а у меня в руке карандаш, и я почти машинально начинаю записывать в тетрадь каждое папино слово, будто мы возвратились к тем разработкам сценарного плана, когда я была его скрипт-супервайзершей, но карандаш вдруг дрожит в моей руке.
«Я подумала, – сказала Нина, – что, может, поедем все вместе».
