Когда-нибудь мы будем вместе - [424]

Я, гордо подняв голову, с улыбкой шел по тесному проходу, не обращая внимания на мышиную суету вокруг.

В зале суда меня усадили за деревянный барьерчик, ладно хоть не в клетку, стоящую напротив. Зал суда был полностью забит планктоном, с которым мне довелось поработать, привлекаемым в качестве свидетелей обвинения, моими соратниками и журналистами. Несколько квадратных метров выбили себе видео-операторы известных Российских каналов, для съемки столь исторического действа.

— Встать, суд идет! — громогласно объявил секретарь суда при входе судьи в зал.

Я терпеливо слушал, как судья зачитывал состав обвинения, перечисляя инкриминируемые мне многочисленные статьи уголовного кодекса. К счастью именно ко мне была применена процедура упрощенного делопроизводства, без зачитывания полутораста томов уголовного дела.

От адвоката я отказался еще на этапе следствия, сказал, что сам буду себя защищать. Но защищаться должен ведь невиновный, а я виновен, без сомнения, поэтому соглашался со всеми пунктами обвинения.

Легкая усмешка не сходила с моего лица, заставляя нервничать свидетелей обвинения, дающих свои показания.

Закончив зачитывать материалы дела, заслушав показания свидетелей, судья предоставил мне последнее слово, перед уходом для подготовки обвинительного приговора.

Наступила настороженная тишина. Фокус камер и всех присутствующих в зале, переместился наменя.

Я неторопливо встал и прошелся глазами по залу суда. Уважительно чуть склонился судье, ободряюще улыбнулся Примакову и Пулину, зацепился на долгую минуту глаза в глаза с Наиной и Татьяной, виновато улыбнулся, задержался на главных свидетелях обвинения, скучковавшихся отдельной группкой вместе с представителями либералов, возглавляемых Явлинским и удовлетворенно оскалился, когда они засуетились глазками, кое-кто даже потупился от стыда и неловкости. Повернувшись к телеоператорам я застыл, смотря прямо в камеры.

— Я не виновен! — припечатал я твердым голосом, слушая зарождающийся ропот протеста, краем глаза видя, как огорченно ссутулился Примаков, а Пулин одобрительно кивнул головой, — не виновен, перед ними, — я ткнул рукой в сторону свидетелей, — не этим тварям меня судить.

Глухой ропот протеста "прогрессивной общественности" погасил судья, сделав мне замечание о неуважении к суду.

Глубоко вздохнув, я продолжил:

— Но, я виновен! Виновен, перед тобой мой народ. За то, что не смог придушить всех кого следовало. Не успел, не уберег тех, кого было можно сберечь. Я горжусь тем, что получилось в итоге, горжусь той Россией, которую мы строили вместе с вами. Я счастлив, что мою страну уважают друзья и опасаются недруги. Говорят мои руки в крови, говорят я палач. Николай Кровавый…

Медленно обведя глазами притихший зал я любезно улыбнулся в сторону лидера либерального крыла, давшего мне кличку. Явлинский икнул и неожиданно испортил воздух в полной тишине.

Я поднял руки перед собой и сжал кулаки.

— Я старался, — бросил я в звенящую тишину зала, — я очень старался! Мне повезло стать палачом для всякой твари и гнуси. — Удерживая взглядом Явлинского я кровожадно ухмыльнулся, заставив его отшатнуться. Кто-то должен был быть ассенизатором, санитаром и дератизатором. Я старался взять все на себя, освободить вашу совесть от этой вины. Как у меня получилось… когда-нибудь вы оцените. Я знал, на что шел, и давно осудил себя сам. Я освобождаю вас от суда надо мной. Я виновен и я отвечу! Прощайте.

Я сел на свое место, оперся спиной на стену, сложил руки на груди, опустил подбородок на грудь и прикрыл глаза.

"Где ты… звездопад?"

Сознание плавно отключило органы слуха и зрения. В этот раз я не стал бороться и позволил увлечь себя звездному потоку, растворяясь в его безмятежности с последней мыслью: "Я люблю тебя Марина".

После окончания речи бывшего президента в зале суда поднялся гвалт. Недовольные выкрики либералов, скороговорка репортеров записывающих на диктофон свои комментарии к его речи, одобрительные слова поддержки, все слилось вместе в непередаваемую какофонию.

— Тишина в зале суда! — колотил судья молотком по подставке. — Тишина, или все будут удалены из зала.

С великим трудом добившись видимости порядка, судья торопливо изрек:

— Суд удаляется для вынесения приговора.

Телекамеры переместили фокус на судью.

—Встать, суд идет — скомандовал секретарь.

Все присутствующие поднялись на ноги. Судья не двигался с места, удивленно смотря на вольготно сидящего Ельцина, устало прикрывшего глаза.

— Обви…, судья смутился и после недолгих колебаний решительно произнес, — Борис Николаевич, встаньте, пожалуйста.

Телекамеры и взгляды участников процесса скрестились на нарушителе регламента.

Ельцин, даже не вздрогнул, продолжая сидеть в той же позе.

— Борис Николаевич, — судья прервался от внезапной догадки, вспомнив последние слова Ельцина: "Я освобождаю вас от суда надо мной", внимательно присмотрелся и торопливо распорядился, — врача, врача в зал!

Примаков встал со своего места и под перекрестными взглядами присутствующих подошел к барьеру. Наклонившись, Примаков посмотрел внимательно на своего соратника и тихо прошептал: — Прощай, старый друг, — повернулся лицом к залу и, глядя в камеры, дрогнувшим голосом произнес, — он уже не подсуден вам, он ушел на высший суд, — сгорбившись, в полной тишине, Примаков вышел из зала суда.