Когда наступает ночь - [2]

Когда Дилси заболела и лежала у себя в хижине, а Нэнси у нас стряпа

ла, мы заметили, что фартук у нее вздувается на животе; это было еще до того, как отец запретил Иисусу приходить к нам в дом. Иисус сидел в кух- не возле плиты, и шрам на его черном лице был как обрывок грязной бечевки.

Он сказал нам, что у Нэнси под платьем арбуз. А была зима.

- Где ты зимой достал арбуз? - спросила Кэдди.

- Я не доставал,- ответил Иисус.- Это не от меня подарок. Но уж там от меня или нет, а вот я его возьму да взрежу.

- Зачем ты это говоришь при детях? - сказала Нэнси. - Почему не идешь работать? Хочешь, чтоб мистер Джейсон увидел, что ты торчишь тут, на кухне, да болтаешь невесть что при детях?

- Что болтаешь? Что он болтает, Нэнси? - спросила Кэдди.

- Мне нельзя торчать на кухне у белого,- сказал Иисус.- А у меня на кухне белому можно торчать. Он приходит ко мне, и я не могу ему запретить. Когда белый приходит ко мне домой, это не мой дом. Я ему не могу запретить, ладно, но выгнать меня из моего дома он не может. Нет уж, этого он не может.

Дилси все еще была больна. Отец запретил Иисусу приходить к нам.

Дилси все болела. Долго болела. Однажды после ужина мы сидели в кабинете.

- Что, Нэнси уже кончила? - спросила мама.- Кажется, за это время можно было перемыть посуду.

- Пусть Квентин пойдет посмотрит,- сказал отец.- Квентин, пойди посмотри, кончила Нэнси или нет? Скажи ей, чтоб шла домой.

Я пошел на кухню. Нэнси уже кончила. Посуда была убрана, огонь в плите погас. Нэнси сидела на стуле, возле остывшей плиты. Она погляде- ла на меня.

- Мама спрашивает, ты кончила или нет? - сказал я.

- Да,- сказала Нэнси: она поглядела на меня.- Кончила. Она опять поглядела на меня.

- Ты что, Нэнси? - спросил я.- Что с тобой?

- Я всего только негритянка,- сказала Нэнси.- Но это же не моя вина. Она сидела на стуле возле остывшей плиты в своей соломенной шляпе и глядела на меня. Я пошел обратно в кабинет. В кухне было так странно, наверно от остывшей плиты, потому что ведь обыкновенно в кухне тепло и весело и все суетятся. А тут плита погасла, и посуда была убра- на, и в такой час никто не думал о еде.

- Ну что, кончила она? - спросила мама.

- Да, мама,- ответил я.

- Что же она делает? - спросила мама.

- Ничего не делает. Сидит.

- Я пойду посмотрю,- сказал отец.

- Она, наверно, ждет Иисуса, чтобы он ее проводил,- сказала Кэдди.

- Иисус уехал,- сказал я.

Нэнси рассказывала, что раз утром она проснулась, а Иисуса нет.

- Бросил меня,- сказала Нэнси.- Надо думать, в Мемфис уехал. От полиции, должно быть, прячется.

- И слава богу, что ты от него избавилась,- сказал отец.- Надеюсь, он там и останется.

- Нэнси боится темноты,- сказал Джейсон.

- Ты тоже боишься,- сказала Кэдди.

- Вовсе нет,- сказал Джейсон.

- Трусишка! - сказала Кэдди.

- Вовсе нет,- сказал Джейсон.

- Кэндейс! - сказала мама. Вошел отец.

- Я немного провожу Нэнси,- сказал он.- Она говорит, что Иисус вернулся.

- Она его видела? - спросила мама.

- Нет. Какой-то негр ей передавал, что его видели в городе. Я скоро приду.

- А я останусь одна, пока ты будешь провожать Нэнси? - сказала мама Ее безопасность тебе дороже, чем моя?

- Я скоро приду,- сказал отец.

- Тут этот негр где-то бродит, а ты уйдешь и оставишь детей?

- Я тоже пойду,- сказала Кэдди.- Можно, папа?

- Да очень они ему нужны, твои дети,- сказал отец.

- Я тоже пойду,- сказал Джейсон.

- Джейсон! - сказала мама. Она обращалась к отцу - это было слышно по голосу. Как будто она хотела сказать: вот целый день он придумывал, чем бы ее посильнее огорчить, и она все время знала, что в конце концов он придумает. Я сидел тихонько,- мы оба с папой знали, что если мама меня заметит, то непременно захочет, чтобы пана велел мне с ней остаться. Поэтому папа даже не глядел на меня. Я был самый старший. Мне было девять лет, а Кэдди - семь, и Джейсону - пять.

- Глупости! - сказал отец.- Мы скоро придем.

Нэнси была уже в шляпе. Мы вышли в переулок.

- Иисус всегда был добр ко мне,- сказала Нэнси.- Заработает два доллара, всегда один мне отдаст.

Мы шли по переулку.

- Мне бы только переулком пройти,- сказала Нэнси,- а там уж ничего.

В переулке всегда было темно.

- Вот тут Джейсон испугался в день Всех святых,- сказала Кэдди.

- Вовсе не испугался,- сказал Джейсон.

- А тетушка Рэйчел ничего с ним не может сделать? - спросил отец. Тетушка Рэйчел была совсем старая. Она жила одна в хижине непода- леку от Нэнси. У нее были седые волосы, и она уже не работала, а только по целым дням сидела на пороге и курила трубку. Говорили, что Иисус - ее сын. Иногда она говорила, что да, а иногда - что он ей вовсе и не родня.

- Нет, ты испугался,- сказала Кэдди.- Ты струсил еще хуже, чем Фрони. Хуже всякого негра.

- Никто с ним ничего не может сделать,- сказала Нэнси.- Он гово- рит, что я в нем беса разбудила, и теперь он не успокоится, пока не...

- Ну ладно,- сказал отец,- ведь он уехал. Теперь тебе нечего боять- ся. С белыми только не надо путаться.

- Как это - путаться? - спросила Кэдди.- С какими белыми?

- Не уехал он,- сказала Нэнси.- Я чувствую, что он здесь. Вот тут, в переулке. Слышит, что мы говорим, каждое словечко. Спрятался где-ни- будь и ждет. Я его не видела, да и увижу только один-единственный раз с бритвой в руке. Он ее носит на веревочке на спине под рубашкой. И когда увижу, так даже не удивлюсь.