Когда мы упали - [31]

– Лекси? – с грустью прошептал папа, и я, вскинув голову, перебила его, пока он не сказал что-нибудь еще. Я уже и так наслушалась.

– Ты беседовал там с Остином Карилло? – выпалила я, чтобы сменить тему, и указала на гостиную.

Смена темы – лучшее средство страдающего анорексией.

Папа переступил с ноги на ногу, лицо его покраснело. Значит, я не ошиблась.

– Врачебная тайна, Лекси. Ты же знаешь, я ничего не могу тебе сказать.

Я кивнула и еще раз задумчиво осмотрела коридор.

Папа откашлялся.

– Лекси, ты знаешь Остина Карилло? Прежде ты никогда о нем не упоминала, – осторожно проговорил он.

Мне хотелось закатить глаза. Все дело в том, что он принадлежал к Холмчим. Но сомневаюсь, что Остин настолько плох, как казался. По крайней мере, тогда, в летнем домике, он вел себя прилично. Я даже в какой-то степени поверила, что в ту ночь видела его настоящим.

– Лишь по группе поддержки, – ответила я. – Он играет за «Тайд». Ресивер. Но я плохо его знаю.

Папа шумно выдохнул, с облегчением, как мне показалось, и потер лоб рукой. Он выглядел напряженным. Я потянула его за рукав белого халата и одарила гордой улыбкой. Из него вышел необыкновенный врач. Папа очень заботился о своих пациентах. Да и человеком был потрясающим. Доктор Максвелл Харт являлся главным онкологом округа Таскалуса и снискал себе славу благодаря состраданию и доброте к людям из всех слоев общества. Он добровольно работал в бесплатных клиниках, облегчая боль тем, кто не получил медицинской страховки. И просто ездил по больницам, помогая, где сможет.

Внутри все сжалось от внезапного страха. Папа – онколог. А значит… О нет! Получается, кто-то в семье Карилло болен раком.

– Кто же? – прошептала я, и горло сдавило от сочувствия.

Я посмотрела на папу.

– Ты о чем? – растерянно спросил он.

– Кто в семье Остина болен? У кого рак? – В голосе появились панические нотки. Почему-то узнав, что в семье Карилло есть больной, я смогла немного лучше понять его поведение и даже выбор образа жизни. Неужели брат Остина продавал наркотики, чтобы оплачивать медицинские счета? Не потому ли он так угрожал мне, заставляя молчать?

Папа задумчиво посмотрел на меня. Я знала, что он удивился моему интересу. Но лишь отмахнулась от его беспокойства и сделала жест рукой, побуждая ответить.

Папа вздохнул, сдаваясь.

– Я не его врач, Лекси. Он приходил к Мартину Смоллу, главному неврологу больницы. Но Мартину срочно пришлось ехать на другой конец города, и он попросил сообщить Остину кое-какие… новости.

Я кивнула, призывая продолжать, но он покачал головой и положил ладонь мне на плечо. От этого жеста я застыла, и папа быстро отдернул руку.

– Я больше ничего не могу сказать, милая. Черт, я и так уже преступил границы этического кодекса. Давай оставим эту тему.

Я примиряюще улыбнулась ему и кивнула. Но думала лишь о том, что Остин о чем-то говорил с неврологом. Черт возьми, что могло случиться?

– Ладно, милая, перед тем как ехать домой, мне нужно проверить еще нескольких пациентов. Это надолго. Приезжай как-нибудь на ужин. Мама по тебе скучает.

– Конечно, папочка, – проговорила я и, помахав на прощание рукой, не спеша зашагала в противоположном направлении. Как раз туда, где исчез Карилло.

Оглянувшись через плечо, я заметила, что папа уже скрылся из виду. Поэтому, пригнув голову, опрометью бросилась вперед, пытаясь следовать за Остином. Осмотрев все закоулки и комнаты, я добралась до конца резко обрывавшегося коридора. Осталась лишь одна дверь, ведущая в садовое убежище. Сад этот создали сами пациенты, чтобы иметь личное пространство, где можно уединиться и подумать… смириться с плохими новостями. Мне стоило бы догадаться. Когда мы с Дейзи, будучи подростками, лежали в больнице, то частенько торчали здесь по ночам.

Прижав руку к деревянной поверхности двери, я склонила голову и прочитала табличку на стене.

«В саду ты ближе к сердцу Бога, чем где-либо еще на Земле. Дороти Герни».

Мысли, споря друг с другом, роились в голове.

Наверное, мне не стоило мешать. Но, похоже, Остин был совсем один. А если он расстроен, не нужно бросать его в одиночестве, правда?

Пять минут спустя упрямое любопытство заставило меня повернуть ручку двери, и я оказалась в зеленом убежище, к счастью, пустом.

Крошечный безупречный оазис в пустыне боли.

У меня перехватило дыхание, я упивалась красотой сада. А потом из-за фонтана с херувимами, словно прекрасный темный падший ангел, возник Остин. Он опустился на маленькую белую металлическую скамейку под яблоней, и, обхватив голову руками, стал раскачиваться взад-вперед.

У меня перехватило дыхание.

Остин Карилло плакал. Прерывисто, мучительно. Я в жизни не видела более душераздирающего зрелища.

Переминаясь с ноги на ногу, я взглянула в усыпанное звездами небо. Казалось так легко поверить, что в этом ботаническом убежище мы оказались в другом мире, полном восхитительных чудес. Как будто бы через шкаф проникли в Нарнию[24], волшебное место, где не было места тьме.

В страну без страданий, в которой царил лишь мир.

Но Остин испытывал боль. И, судя по всему, она разрывала его изнутри.

В ночном воздухе не ощущалось даже дуновения ветра. Мы с Остином, двое самозванцев, оказались в рукотворном Эдемском саду, под маленьким лоскутиком небес.