Когда мы перестали понимать мир - [42]
После обеда Гейзенберг и Бор представили свою версию квантовой механики, которая стала известна как «копенгагенская интерпретация».
Реальность, сказали они присутствующим, не существует отдельно от акта наблюдения. У квантовой частицы нет характерных свойств. Электрон не находится ни в каком конкретном месте до тех пор, пока его не измерят; он появляется лишь в момент измерения. До того у него нет никаких свойств; невозможно даже думать о нем, пока не начнешь наблюдать его. Он существует определенным образом, когда его обнаруживает определенный инструмент. Нет смысла размышлять о том, как он двигается, где находится и что он такое, в момент между измерениями. Он, как Луна в буддизме: измерение делает его реальным.
Разразилась громкая сенсация. Физика теперь должна заботиться не о реальности, а о том, что можно о ней рассказать. Атомы и их элементарные частицы – не то же самое, что предметы бытовой жизни. Они обитают в мире потенциальных возможностей. Переход от «возможного» к «реальному» происходит в момент наблюдения или измерения. Таким образом, никакая квантовая реальность не может существовать сама по себе. Если электрон измерять как электрон, таковым он и будет. Если его измерять как частицу, он примет ее форму.
Они пошли еще дальше.
Ни одно из этих ограничений не является теоретическим: нет ошибки в моделировании, нет ограничений в экспериментах или технической проблемы. Просто «реального мира», который могла бы изучать наука, нет.
– Говоря о современной науке, – объяснил Гейзенберг, – мы рассуждаем о своих отношениях с природой не как независимые и объективные наблюдатели, а как участники игры между миром и человеком. Наука больше не может сталкиваться с реальностью по-старому. Метод анализа, объяснения и классификации признал собственные ограничения. Они связаны с тем, что метод меняет предмет исследования. Свет, который наука проливает на мир, меняет не только наш взгляд на реальность, но и поведение фундаментальных единиц реальности.
Научный метод больше нельзя отделять от объекта.
Создатели копенгагенской интерпретации завершили выступление на абсолютистской ноте:
– Мы считаем, что квантовая механика – закрытая теория, а ее предполагаемые физики и математики не восприимчивы ни к каким изменениям.
Эйнштейн не выдержал.
По большей части иконоборец, он отказался принимать столь радикальную перемену. Чтобы физика перестала исследовать объективный мир – это не просто смена точки зрения, это предательство самой сути науки. По мнению Эйнштейна, физика должна говорить о причинах и следствиях, а не только о вероятностях. Он отказывался верить в то, что мироустройство подчиняется логике, настолько противоречащей здравому смыслу. Нельзя превозносить случай и отказываться от понятий естественных законов. Должно же быть что-то более глубокое. Что-то до сих пор неизвестное. Какая-то скрытая переменная, которая рассеет туман, пришедший из Копенгагена, и покажет, что за порядок лежит в основе переменчивого мира субатомных частиц. Корифей был в этом убежден и в следующие три дня предложил несколько гипотетических ситуаций, которые, казалось, нарушали принцип неопределенности Гейзенберга, лежавший в основе теории физиков из Копенгагена.
По утрам за завтраком, одновременно с официальными переговорами, Эйнштейн составлял свои загадки, а по вечерам Бор приходил к нему с ответом. Их дуэль привлекла всеобщее внимание, и участники разделились на два непримиримых лагеря, однако в последний день Эйнштейну пришлось сдаться. Он не нашел ни одной неувязки в рассуждениях Бора. Он неохотно признал поражение и выразил всю свою злость касательно квантовой механики в одной фразе, которую то и дело повторял в последующие годы и которую едва ли не выплюнул в лицо датчанину, прежде чем покинуть зал:
– Бог не играет в кости со Вселенной!
Эпилог
Эйнштейн вернулся в Париж вместе с де Бройлем. Выйдя из вагона, он обнял герцога и попросил не отчаиваться, развивать свою теорию дальше; вне всякого сомнения, он на правильном пути. Однако за те пять дней де Бройль кое-что потерял. Хотя в 1929 году он получил Нобелевскую премию за докторскую диссертацию о волнах материи, он сдался на милость теории Гейзенберга и Бора, а остаток карьеры проработал заштатным профессором, отгородившись от всех невидимой завесой – границей между миром и физиком, которую не смогла стереть даже его любимая сестра.
Эйнштейн стал злейшим критиком квантовой механики. Он предпринял множество попыток найти обратный путь к объективному миру, искал потайной порядок, который бы позволил объединить его теорию относительности с квантовой механикой, чтобы искоренить элемент случайности, просочившийся в самую точную из наук.
«Эта теория квантовой механики немного напоминает мне бред уж очень умного параноика. Там настоящий коктейль из несостоятельных мыслей», – писал он другу. Он сделал всё возможное, чтобы найти великую единую теорию, но умер, так и не сделав этого, совершенно отдалившись от молодых поколений ученых, которые, казалось, приняли как аксиому ответ Бора Эйнштейну тогда, на Сольвеевском конгрессе. Услышав горькое восклицание о Боге и костях, Нильс Бор возразил:
Настоящая книга представляет собой интереснейший обзор развития инженерного искусства в истории западной цивилизации от истоков до двадцатого века. Авторы делают акцент на достижения, которые, по их мнению, являются наиболее важными и оказали наибольшее влияние на развитие человеческой цивилизации, приводя великолепные примеры шедевров творческой инженерной мысли. Это висячие сады Вавилона; строительство египетских пирамид и храмов; хитроумные механизмы Архимеда; сложнейшие конструкции трубопроводов и мостов; тоннелей, проложенных в горах и прорытых под водой; каналов; пароходов; локомотивов – словом, все то, что требует обширных технических знаний, опыта и смелости.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Римский император Константин Великий (правил в 306–337 гг.) принадлежит к числу знаковых фигур античной и мировой истории. Одной из наиболее необычных целей его правления было увековечивание своего имени и правления. Для ее достижения, среди прочего, он предпринял меры по сохранению власти в руках членов своей семьи, на основе которой была создана императорская династии. В работе рассматриваются методы династического строительства, предпринятого императором Константином. Книга адресована как специалистам по античной истории, так и широкому кругу читателей, интересующихся Древним Римом. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Под словом «гриб» мы обыкновенно имеем в виду плодовое тело гриба, хотя оно по сути то же, что яблоко на дереве. Большинство грибов живут тайной – подземной – жизнью, и они составляют «разношерстную» группу организмов, которая поддерживает почти все прочие живые системы. Это ключ к пониманию планеты, на которой мы живем, а также наших чувств, мыслей и поведения. Талантливый молодой биолог Мерлин Шелдрейк переворачивает мир с ног на голову: он приглашает читателя взглянуть на него с позиции дрожжей, псилоцибиновых грибов, грибов-паразитов и паутины мицелия, которая простирается на многие километры под поверхностью земли (что делает грибы самыми большими живыми организмами на планете)
Книга посвящена истории польской диаспоры в Западной Сибири в один из переломных периодов истории страны. Автором проанализированы основные подходы к изучению польской диаспоры в Сибири. Работа представляет собой комплексное исследование истории польской диаспоры в Западной Сибири, основанное на материалах большого числа источников. Исследуются история миграций поляков в Сибирь, состав польской диаспоры и вклад поляков в развитие края. Особое внимание уделено вкладу поляков в развитие предпринимательства.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.