Когда мы были чужие - [97]
Он внимательно оглядел меня с ног до головы, прежде чем ответить на мой вопрос.
— «Сервия», — повторил он, почесав всклокоченные лохмы. — «Сервия», «Сервия», да, она встает здесь в док, раз в год или около того. Кажется, недавно они дали о себе знать из Буэнос-Айреса. — Он обежал глазами комнату, словно надеялся узнать новости от кипы бумаг. — Вы ждете груз? — сомнение, отразившееся на его физиономии, ясно давало понять, что я мало похожа на обеспеченную даму, ожидающую «груз».
— Я жду… одного человека.
— А, возлюбленного?
По-английски это все же странно звучит: sweetheart. «Сладкое сердечко». Мое сладкое сердечко. Карло бы хохотал, а Дзия, наверно, спросила бы, уж не едят ли американцы человечьи сердца.
— Друга, — сухо поправила я.
— Ну, так, поглядим, когда же ваш друг может здесь объявиться.
Он выудил журнал записей из здоровенной сетки, отбросил его и достал другой. Видимо, то, что нужно, — мозолистый палец забегал по плотным строчкам. — Телеграфные сообщения, — пробурчал капитан, сунув в рот прокуренную трубку. — Одни предупреждают заранее, другие нет, третьи вообще меняют курс, вот как эта, — он ткнул в журнал, — шла сюда, потом с чего-то ринулась в Австралию. Вы, небось, наслышаны про Австралию, мисс? — Я нетерпеливо мотнула головой. — У них там эти, кенгуру, здоровенные что твой мул, а скокчут не хуже кроликов. Есть еще птицы, ростом с мужчину, или того выше. Вас не удивляют их крысы, нет?
— «Сервия», сэр.
— Да, вот мы до нее и добрались. «Сервия», вышла из Нью-Йорка, встала на ремонт в Рио-де-Жанейро, затем Буэнос-Айрес, ушла оттуда три месяца назад, мимо мыса Доброй Надежды, с заходом в Сан-Франциско и потом на Сандвичевы острова.
— Когда она будет здесь?
— А-а, вот этого мы не знаем. Как я говорил, некоторые меняют курс. Если матросы — фьють, сошли на берег в Рио, значит, капитану надо нанимать новую команду. Или если корабль потрепало у Доброй Надежды, а это частенько бывает, значит, вставай на ремонт. Тоже времени требует. Может, припасов ждут, топлива. Ну, я готов держать ухо востро, насчет новостей о «Сервии», если вы меня понимаете, мисс.
Я положила на стол четверть доллара. Он не шелохнулся, и я добавила еще столько же. Тогда он сгреб их в карман.
— Отлично, мисс, приходите через две недели. Может, я уже буду что-то знать о вашем… друге.
Я шла в амбулаторию, и сердце громко стучало от радости, пока остерегающий голос Молли не затуманил счастливые мысли. Что, если Густаво забыл меня? Сколько раз он стоял по ночам на палубе с деревенскими простушками? Что, если на берегу он такой же, как все другие матросы, которым нужны только портовые девки и крепкий ром?
По счастью, в ближайшие две недели у меня совсем не было времени обдумывать эти печальные соображения.
Неожиданно вернулась доктор Бьюкнелл. Она приветливо со мной поздоровалась — я прибиралась в лаборатории — и выслушала скупые похвалы моей работе от миссис Роббинс. На другой день доктор пригласила меня в свой кабинет, и на столе я увидела стопку писем Софии.
— Превосходный клиницист. Самоучка, но с поразительной интуицией. Вы были ее ассистентом? Расскажите мне об этом.
Я описала нашу амбулаторию и визиты на дому, рассказала, как мы боролись с инфекционными болезнями и вели записи. Доктор Бьюкнелл слушала очень внимательно.
— Что ж, у вас было замечательное начало. Учитывая хорошие отзывы миссис Роббинс, я уверена, мы можем сделать для вас исключение и зачислить на следующий год без аттестата о среднем образовании. Прошу вас, присядьте, и давайте выпьем чаю, — дружелюбно пригласила она.
Но я не стала садиться.
— Доктор Бьюкнелл, я бы хотела, чтобы меня зачислили сейчас. Я уверена, что хорошо подготовлена. — Я перевела дух. — К черепным костям относятся: решетчатая, лобная, затылочная, две теменные, клиновидная и две височные. Осевой скелет состоит из позвоночного столба, в котором двадцать шесть костей и…
Доктор Бьюкнелл поставила чашку на стол.
— Понятно, устный экзамен. Ну, что же, продолжим. Итак, позвоночник?..
Я назвала позвоночные кости, тазовые и ножные, описала основные органы пищеварительной системы и устройство сердечной мышцы. Она попросила меня наложить повязку на сломанную руку и перечислить симптомы малярии. Я объяснила, чем может быть вызвана синюшность новорожденных и как вводится дилататор в матку. Рассказывая о кюретке доктора Сима, я невольно впилась себе ногтями в руку, но расслабилась, когда она спросила о том, как обработать культю после ампутации.
Доктор Бьюкнелл отпила глоток остывшего чая.
— Примите мои комплименты, мисс Витале. Похоже, нам придется искать другую уборщицу. Я скажу миссис Роббинс, что вы начинаете посещать утренние занятия. Добро пожаловать в амбулаторию Пасифик.
Домой я летела как на крыльях. В тот вечер мы с Молли отпраздновали мой успех в таверне, в отдельном помещении для дам. С утра я погрузилась в учебу, и новые знания опьяняли меня.
Глава пятнадцатая
Магелланова глотка
Дожди в ту зиму неслись с Тихого океана один за другим. Я шлепала в школу по лужам в мужских ботинках. Две недели прошли, я подумала, что у начальника порта, возможно, уже есть новости о «Сервии», и на рассвете пошла в бухту. Дождь прекратился, в воздухе висела морось, голодные чайки оглушительным хором встречали рыбацкие лодки. Перекрикивая их пронзительное карканье, капитан громко сказал:
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.