Когда мы были чужие - [17]

Шрифт
Интервал

— Америка далеко?

Аттилио поскреб длинный нос.

— Две-три недели ходу.

Три недели посреди океана! В суровые зимы наши края иногда надолго покрывались белой пеленой, но там мы по крайней мере были на земле, дома, с родными и близкими.

Аттилио с трудом прокладывал дорогу сквозь толпы людей и наконец остановился в теньке у водокачки.

— Побудьте здесь, приглядите за Россо и повозкой. А я уж отыщу вам хороший корабль.

Церковные часы исправно отбивали время. Чтобы не сидеть без дела, я как следует расчесала гриву Россо, навела порядок в повозке и аккуратно сложила свои документы. Мимо меня текли чередой торговцы, грузчики, рыбаки, скупщики рыбы и броско одетые женщины, зазывно улыбавшиеся матросам.

Спустя два часа Аттилио наконец вернулся.

— «Сервия» уходит в Нью-Йорк через несколько дней. Я поговорил со стивидором — он ведает погрузкой — уверяет, что корабль надежный. Тут есть общежитие, где вы сможете дождаться, пока ей закончат делать ремонт.

— Ремонт?

— Любому кораблю требуется ремонт. Сами посмотрите, — он обвел рукой бухту.

И впрямь на каждом судне суетились матросы: что-то чистили, чинили, приколачивали, болтаясь на канатах, точно длинноногие летучие мыши. — Но билет нужно купить сейчас, чтобы не упустить место.

— Да.

Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Аттилио погладил Россо по спине.

— А первым делом вам надо пойти к судовому врачу.

— Зачем? Я здорова.

— Я знаю, но прошлым летом один из пароходов взял на борт семью, у которой оказался сыпной тиф. Сначала слегли пассажиры третьего класса, а спустя неделю тиф добрался и до команды. И посреди Атлантики у них почти не осталось здоровых рабочих рук. — Аттилио говорил быстро, постукивая Россо по холке. — Поэтому капитан «Сервии» нанял врача и требует, чтобы пассажиры третьего класса проходили осмотр. Стало быть, он благоразумный человек. Вы будете в безопасности.

— Многие тогда умерли?

Он пожал плечами. А я видела тела, завернутые в холстину, которые камнем шли ко дну.

Аттилио вдруг стал сух и холоден, он держался, как случайный прохожий, которого я остановила, чтобы спросить дорогу. Но чего я ожидала? Он всего лишь мой возница до Неаполя, а я лишь расшила цветами шаль для его умалишенной жены. Соленый воздух жег мне горло.

— Сколько стоит билет?

— Двадцать лир, хорошая цена. И не тревожьтесь насчет тифа, Ирма, — он снова говорил тепло и по-доброму, как прежний Аттилио.

— У нас в Опи его никогда не было, — призналась я.

— Ну и не думайте об этом. Вот так-так, — зацокал он языком, оглядев повозку. — Котлы расставлены, Россо расчесан. Вы вовсе не должны были этого делать, Ирма.

— Пустяки.

Я бы с радостью прибрала все еще раз, лишь бы отсрочить разлуку.

Я едва не бросилась умолять его не уходить, отвезти меня обратно в Опи или позволить странствовать с ним вместе, кружить без отдыха по всей Италии — только бы мне не уезжать, не покидать родину и не оставаться одной.

Я попыталась что-нибудь сказать, и Аттилио тоже уже открыл рот, но тут к нему вернулась суровая деловитость. Он помог мне устроиться в повозке, ослабил, а затем снова подтянул упряжь и молча правил сквозь толпу, к длинной разношерстой очереди за билетами. Люди стояли кучками, рядом с огромными чемоданами, сундуками и простыми дорожными мешками наподобие моего.

— Шаль я положила здесь, — я указала на сложенный муслин, розами вверх.

Аттилио бережно погладил каждый цветок.

— Она очень красивая. Вот уж Катарина обрадуется. — Он схватил меня за руку. — Ирма, запомните, не надо платить за билет больше двадцати лир.

— Хорошо.

— И не забудьте купить в дорогу еды, чего-нибудь, что долго не портится. У вас есть деньги?

— Да.

— Чиновникам скажите, что Карло вас встретит. Помните, он вызвал вас, потому что вы выходите замуж за его друга. Ну, это если спросят, на всякий случай. Могут и не спросить.

— Да.

— Насчет врача не переживайте. Вы здоровы, все будет отлично. А в Америке вас ждет работа — шить для богатых дам, как и сказала ваша тетя.

— Вы будете грузить эту телегу на борт? — ворчливо спросил мужчина позади нас. — Если нет, уберите ее с дороги.

Я спрыгнула на землю и взяла свой мешок. Морской бриз обдувал наши лица.

— Спасибо вам, Аттилио, — прошептала я.

У меня защипало глаза. Аттилио поцеловал кончики пальцев и ласково прижал их к моей щеке.

— Прощайте, Ирма, и дай вам Бог счастливо добраться до Америки.

— С дороги, торговец! — громко закричал кто-то.

Аттилио уселся в повозку, щелкнул языком, тряхнул вожжами, и Россо медленно двинулся с места. Следом втиснулась тачка водовоза, за ней рыбак с сетями на плече, телега с винными бочками.

— Вставайте в очередь, синьорина, если вам на «Сервию», — сказала женщина рядом со мной. За руку ей цеплялась темноволосая девчушка. Карие, как миндаль, глаза женщины оглядели толпу.

— Ваш отец?

Я покачала головой.

— Муж? Брат?

— Он… просто торговец, который подвез меня до Неаполя.

— А. Ну, все равно, приглядывайте за своими вещами. Здесь полно воров.

Я положила свой мешок рядом с ее багажом и смотрела за Аттилио, пока его серо-синяя блуза не исчезла в толпе.

— Мам, почему синьорина плачет?

— Оставь ее в покое, Габриэлла.

Глава третья


Рекомендуем почитать
Папин сын

«Гляжу [на малого внука], радуюсь. Порой вспоминаю детство свое, безотцовское… Может быть, лишь теперь понимаю, что ни разу в жизни я не произнес слово «папа».


Смертельно

У Марии Кадакиной нашли опасную болезнь. А ее муж Степан так тяжело принял эту новость, будто не жене, а ему самому умирать, будто «ему в сто раз хуже» и «смертельно».


Подарок

Сын тетки Таисы сделал хорошую карьеру: стал большим областным начальником. И при той власти — в обкоме, и при нынешней — в том же кабинете. Не забыл сын мать-хуторянку, выстроил ей в подарок дом — настоящий дворец.


В полдень

В знойный полдень на разморенном жарой хуторе вдруг объявился коробейник — энергичный юноша в галстуке, с полной сумкой «фирменной» домашней мелочовки: «Только сегодня, наша фирма, в честь юбилея…».


Легкая рука

У хозяйки забота: курица высидела цыплят, а один совсем негодящий, его гонят и клюют. И женщине пришло на ум подложить этого цыпленка кошке с еще слепенькими котятами…


«Сколь работы, Петрович…»

На хуторе обосновался вернувшийся из райцентра Алеша Батаков — домовитый, хозяйственный, всякое дело в руках горит. И дел этих в деревне — не переделать!