Когда мы были чужие - [107]

— Ваш греческий приятель строго-настрого велел: хлеб должен быть еще теплый, когда он вас сюда приведет, — улыбался пекарь. — Я, знаете ли, делаю хлеб точь-в-точь как мой отец. Даже печь точно такая же.

— Он замечательный, Алессандро. Замечательный.

Нико взял меня за руку.

— Ну что, пойдем, Ирма? Забирайте хлеб.

Мы пошли к заливу и долго смотрели, как бегут друг за другом волны, пеной разбиваясь у скалы. А мы сидели, сплетя руки, так тесно прижавшись друг к другу, что между нами не было шва. Когда над холмами легли первые багряные полосы заката, Нико взял обе мои руки в свои и спросил:

— Ирма, мы пойдем еще раз к Алессандро, чтобы купить у него хлеба?

— Да.

— И мы часто будем к нему ходить? И к нему, и просто гулять, а иногда и на танцы?

— Да — сказала я. — Будем.

— До конца жизни, Ирма? — он прижал ладонь к моей щеке.

— Да, — прошептала я, — до конца жизни.

— Тогда, я думаю, нам надо пожениться.

— Да, Нико, так мы и сделаем.

Мы поцеловались. В нашем поцелуе была острая сладость лимона, тепло свежего хлеба и радость возвращения домой после долгого странствия. Над заливом загорелись ранние звезды, и меня наполнило безграничное, несказанное счастье.

Мы поженились четыре месяца спустя, в один из солнечных ясных дней на исходе 1884 года. Свадьбу справляли в гостиной нового пансиона Молли. Элен, Симона и Луна прислали мне в подарок изумительное подвенечное платье с вышивкой. «Приезжайте поскорее в Чикаго, к нам в гости, — писали они, — мы хотим увидеть вашего Нико». От Якоба и его сестер тоже пришла посылка: ленты для волос мне и бархатный жилет — Нико.

Витторио с Клаудией подарили два хрустальных бокала. Ассунта с отцом прислали письмо, где желали нам счастья, а еще брошку с камеей, которую носила мама. Алессандро испек сладкий пирог с лимоном и несколько подносов бискотти.

Пришли ирландские друзья Молли, греческие Нико, все наши постояльцы и мои однокурсницы из школы, так что в тот день за нас было поднято много веселых бокалов.

Глава девятнадцатая L'Americana

Шесть лет спустя лимонные деревца, которые мы посадили на заднем дворе своего дома к югу от города, уже вовсю плодоносили, а с олив мы в тот год собрали первый урожай. Я сидела в саду с нашей дочкой Софией и наслаждалась щедрым весенним солнцем. Подъехал экипаж, и София радостно завопила:

— Тетя Молли, иди скорей к нам! Мама мне рассказывает, как пра-прадедушка прятал золото в ботинки!

— Опять? — фыркнула Молли, устраиваясь в кресле, которое я вынесла ей из дома. — Зачем забивать бедной девочке голову этими стародавними байками? Это почти такой же ужас, как безумные истории Нико из жизни богов. А вот у меня есть кое-что получше для моей взрослой девочки. Ты ведь взрослая, София, в четыре-то года, верно? Вот, держи, милая, только что привезли с Восточного побережья. Без суеты, дорогая, у меня новое платье. Красивое, правда, Ирма? — она гордо расправила темно-сиреневые складки.

— А швы хорошо…

— Да забудь ты про швы, Ирма. Не будь занудой.

— Платье замечательное, — согласилась я, пощупав пышую тафту. — И крой хороший, тебе идет.

— Это точно. Так, София, смотри-ка сюда.

Ребенок жадно наблюдал, как Молли достала упаковку с изящно разрисованными картинками, на которой было написано «Прекрасные виды Ирландии». Затем она извлекла из сумки какое-то новомодное изобретение из латуни и клееного картона.

— Это диапроектор, — с гордостью сообщила нам Молли. — Вот сюда вставляешь картинку, ну, пускай будет Бантри и его сады. Теперь гляди в диаскоп и плавно двигай держатель вперед-назад, пока не увидишь, что картинок не две, а одна.

— Две картинки, две… одна! — воскликнула София, прижавшись к диаскопу. — Смотри, мама, цветы прям как будто можно потрогать! Как красиво!

— Еще бы, — важно кивнула Молли. — Ведь Ирландия — родина Господа бога.

София была в восторге от новой игрушки и самозабвенно любовалась ирландскими красотами, а Молли самозабвенно излагала мне свой последний план: я должна открыть медицинскую практику в ее новом доме, который она купит возле нашего нынешнего на Портреро-Хилл. Когда я напомнила ей, что мне еще год учиться в университете, Молли только рассмеялась, назвала меня деревенщиной и по обыкновению пустилась в расчеты.

Вечер уже окрасился в золотые тона, когда Нико пришел домой из мастерской и присоединился к нам, с наслаждением растянувшись под лимонным деревцем. София немедленно села рядом и принялась объяснять ему чудесное устройство новой игрушки. Он чмокнул ее в макушку и протянул мне конверт с итальянскими марками. Судя по штемпелю, письмо пришло только сегодня. Я с тревогой поглядела на Нико — слишком рано для очередного письма из Опи. Ассунта писала нам два раза в год. В письме на Рождество она не прибавила, как делала это всегда, что отец в добром здравии, а вместо этого сообщила, что он в последнее время быстро устает, им даже пришлось нанять деревенского паренька, чтобы помог постричь овец. Я повертела конверт, взвесила его в руке и все никак не решалась открыть.

— Это ж не телеграмма, — подбодрил меня Нико — там, возможно, хорошие новости.

— Открывай, мам, — попросила София, — и прочти мне, пожалуйста.