Когда мне было 19 - [19]

Вот досада. Стоило нам только уйти, как тот солдат воспользовался удобным случаем.

— Чёрт возьми! Женька, это тот солдат так тебя побил? — аккуратно спросил Арсен.

— И не только. С ним ещё несколько крепких ребят, — ответил он, не отвлекаясь от своей новой работы.

— Да брось ты эту дрянь! — подойдя к нему, я выбил с его рук щётку.

— Но мне сказали…

— Уймись, Женя!!! Помнишь наше обещание? Главное: держаться вместе!!!

— Да чушь всё это! Прикончат нас, как собак бродячих! Их там много, а нас — лишь четверо!

— И что? Вспомни, как у Дюма! У его мушкетёров изюминка тоже не в количестве.

— Дима, да брось ты! То ведь было давно и неправда. Попробовали бы они сейчас…

— Женя! Что за истерика? Мы с тобой! Вот сейчас встретим их и поговорим! Они наш урок запомнят надолго! Пошли с нами!

— Ребята, ну я не знаю…

— Илюшин, вперёд! Что про тебя твой район подумает! Пацаны не поймут!

— Да, наверное…

У двери послышались шаги.

— Ну что, козлина, вычистил парашу? — послышалось у входа.

Да ведь это тот солдат. И какой самоуверенный теперь. Видать, неспроста. Мои суждения оправдались, когда с ним зашло ещё пару солдат.

— Не работаешь? Ты что, идиот? — прикрикнул солдат.

— А что, родственную душу подыскиваешь? — ухмыльнулся Юра.

— Слышь, я ведь тебя по-хорошему предупреждал, чтоб ты катился отсюда!!! Не понял, что ли? — тут уж я взорвался.

— А, это вы, школьники?!! Так ведь, вас ждёт та же участь, что и вашего дружка!

На плечах одного из трёх здоровецких парней, что зашли вместе с тем солдатом, на тусклом свету переливались сержантские погоны. Дело приобретало серьёзный оборот. Такое впечатление, что проказница-судьба шепчет: «Это твой первый шаг в новой жизни! Готовься к худшему!»

Вот я и приготовился.

— Ребята! — произнёс Арсен, максимально жестикулируя руками. — А в чём дело? Мы зашли просто справить малую нужду!

Ответа не последовало. Для такого уровня накала ситуации, та фраза оказалась неуместной. Тот самоуверенный солдат стоял у выхода, плечом облокотившись о тёмно-зелёную стенку, и методично перебирал губами зубочистку. Внешне был спокойным, нахальным и уверенным в собственных силах. Второй, стоявший рядом с сержантом, похож был по поведению на бультерьера, нетерпеливо ждущего, когда хозяин даст команду «фас».

И немая команда была дана, как только Юра попытался выйти наружу. Быстрый удар в живот на мгновение усмирил Селезнёва, который упал на пол и скорчился от жуткой боли. Сам сержант, дитя болот и полнолуния, с которого и началось это противостояние, накинулся на меня, выплюнув зубочистку, и сбил своим немалым весом меня с ног. Арсен принялся бить того нервного, что на бультерьера был похож. На помощь Юрчику побежал Женя Илюшин, с жаждой мести. В драке никто никого не жалел. Перед глазами ярость, принципы и готовность продемонстрировать своё уменье владеть кулаками не хуже, чем острым словом. Мимолётом я видел свою кровь на полу, я видел кровь своих друзей — это злило меня ещё больше и вновь давало силы встать и биться, не жалея разбитых кулаков и ежесекундно появляющихся синяков и ран.

«Если это и есть новая жизнь, — мелькнуло в голове, — то я покажу, кто в ней хозяин!»

Но, увлёкшись дракой, я не предусмотрел «шах и мат» с их стороны, выражавшийся в скором отступлении этих вояк. Уже догадались? Эх, я тоже. Но было уже поздно. Четверо побитых солдат пожаловались прапорщику (кажется, Сидоркин — его фамилия), ну а тот незамедлительно примчался на место драки, где мы в тот момент умывались и приводили себя в божеский вид.

Лаконично он объяснил нам наше поведение с его точки зрения, указал на некоторые статьи криминального кодекса и по-дурацки ухмыльнулся, мол: «Ну что, голубчики, приплыли?». Ну а мы стояли и глуповато поглядывали то в пол, то на него и почти одновременно кивали, поддакивали его незабвенной речи. Короче, полный хэви-метал.

В наказание мы достали свои зубные щётки и стали чистить грязные, дурнопахнущие унитазы, чередуя это «милое времяпрепровождение» с отжиманиями от пола под чутким руководством наших новоиспечённых врагов и прапорщика Сидоркина. Так продолжалось всю ночь и весь день, ну а в 7:30 нас любезнейше пригласили поужинать в столовой, произнеся речь такую:

— Эй, мудаки! Идите жрать! А то вас до принятия присяги убивать нельзя!

Мы и возразить не могли. Тут уж сами виноваты. Выиграли бой, но проиграли войну. И устами всё того же прапорщика нам было предложено на выбор два варианта развития наших дальнейших судеб: отправляют нас в милицию, либо мы должны выполнять приказы этих негодяев до прибытия наших поездов.

Зная, что мама со мной сделает, если узнает о моём просиживании штанов в СИЗО, я без сомнений согласился на их условия, более походящие на ультиматум. Уставшие и избитые, мы отправились в столовую.

Вот честно, создалось такое впечатление, уже после первого сделанного шага за порог — местная забегаловка конца 80-х — начала 90-х годов. Даже дух того времени: запах дешёвых котлет, сделанных из мокрого хлеба и пшеничных и ячневых каш, что комочками лежали в треснутых посудинах, именуемых тарелками.

Дежурный этой столовой нам указал на один из столиков и приказал присаживаться, ведь употребление пищи в армии должно быть подобно автоматной очереди — так же молниеносноо и эффективно. Прямоугольный столик, похожий на тот, что стоял в школьной столовой, да ещё и две лавочки по всей длине стола, так и бесили своей однообразностью.