Когда мир сломался - [20]

Пока добрался до люка, был уже на последнем издыхании. Открыл и уже буквально сполз вниз. Втащить продукты сил не было, я ввалился в дом и рухнул на пороге, покрываясь инеем, как вынутая из морозилки бутылка. Кстати, о бутылках…

— Дорогая, хочешь красного сухого вина? Подогретого, с пряностями и мёдом? — прошептал я, как только подбежавшая в панике супруга освободила мою голову от капюшона и маски.

— Боже мой, милый, до чего ты себя довёл! — всплеснула руками жена. — На тебе лица нет!

— Черт с ним, с лицом, — я попытался махнуть рукой, но не смог, мне показалось, что гравитация у нас дома, как на Юпитере, и я сейчас растекусь по полу прихожей склизкой лужицей. — Вина-то хочешь?

— Да, конечно! — кажется, у жены на глазах слезы, но я не могу сфокусировать зрение. После абсолютной темноты поверхности даже тусклое аварийное освещение режет глаза.

— Тогда тебе придётся притащить мешки с поверхности… — выдавил из себя я. — Мне уже никак…

Глава 6

Пришёл в себя в постели, от запаха глинтвейна. Самое приятное пробуждение за последнее время, несмотря на то, что чувствую себя, как внезапно оттаявший из вечной мерзлоты мамонт. Вино, пряности, даже лимон и мёд! Нет, я не зря сходил!

— Держи, дорогой, — жена протянула мне термокружку. — Ты меня сильно напугал вчера.

— Вчера? — я совершенно потерялся во времени. — Как долго я спал?

— Часов десять, примерно, — укоризненно ответила жена. — Мне пришлось самой запускать генератор, а ты знаешь, как я боюсь его поломать…

— Привыкай, — сказал я, с наслаждением принюхиваясь к кружке. — Мне придётся делать большие концы и даже, возможно, отдыхать там, не возвращаясь домой. Если получится устроить пункт обогрева…

— Мне это совсем не нравится, — жена заметно расстроилась, — Мне страшно тут оставаться одной с детьми. И я боюсь за тебя — в этот раз ты еле живой вернулся.

— Вот именно для того, чтобы не возвращаться вот так, из последних сил, мне и надо устраивать промежуточную базу… — вот который год женат, а все никак не брошу попыток перебить женские эмоции мужской логикой. Знаю, что не работает, но каждый раз прокалываюсь.

— Мне страшно, понимаешь ты или нет! Я тут одна, с детьми, ты уходишь в этот тёмный ужас, и я не знаю, вернёшься или нет… Все как раньше, ничего не меняется, я так не могу!!! — зарыдала и ушла.

Ну вот, опять я вышел во всем виноват. Ладно, попью глинтвейна, отдохну, и продолжу делать, что делал. Потому что надо. Притащенные вчера продукты отодвинут продовольственный кризис на неделю, если экономить — то даже на две, но это и всё. Не так уж их и много. Но дело даже не в этом — я просто обязан выяснить, откуда свет на трассе. Если там выжила какая-то значительная группа, то… не знаю, что. Возможно, что она нам не обрадуется, как новым претендентам на тот ресурс, на котором они сидят. Я предполагаю, что они заняли заправку и магазин — имея огромный запас топлива и большой — продуктов, можно протянуть долго, но не бесконечно. Возможно, все, что мне там скажут, это: «Вали отсюда, парень, самим мало!». Но я всё равно должен до них добраться — вдруг они знают что-то о причинах и последствиях того, что мир сломался? Такая информация сможет быть ценнее продуктов и топлива.

Ну и всегда остаётся ничтожный шанс, что это не случайные выживальщики, а какая-то организованная государственная сила, база спасателей, например. Что сломалось не все, что уцелели какие-то структуры, что ведётся какая-то осмысленная деятельность… Увы, поверить в это трудно — в первую очередь потому, что старый советский всеволновой радиоприёмник «Океан» с тех пор, как мир сломался, ловил только шорох пустого эфира. Не то, что радиостанций или переговоров спасателей — нет даже помех, треска ионосферы, сигналов спутников и других технологических радиошумов. Эфир чист, как в первый день творения. А первое, чем озаботилась бы любая организованная структура — это связь. Потому что связь — это и есть организация.

В общем, я сперва повалялся, пытаясь отогреться после вчерашнего, а потом, игнорируя молчаливое недовольство жены, начал собираться в путь снова. Осмотрев свою тушку, никаких холодовых травм не обнаружил. Хотя на обратном пути казалось, что промороженное мясо кусками отваливается, нашёл всего несколько покраснений тем, где воздушный шланг был слишком близко к телу. Не так всё и страшно, больше психосоматики. На этот раз собираюсь с расчетом, что, если получится, останусь на перевалочной базе надолго. Попробую её обжить. В моем случае «обжить» — значит поднять температуру хотя бы до плюсовой, и придумать, как удержать её на этом уровне. На этот счёт у меня есть несколько идей, так что на всякий случай тащил с собой много всего. Но прежде всего — зарядил все аккумуляторы фонарей. Больше всего мне не хочется снова остаться наверху без света.

Облачаюсь в прихожей в свой «космический комплект», а жена, активируя химические грелки, говорит неуверенно:

— Знаешь, мне вчера казалось, что сверху кто-то ходил.

— В смысле «сверху»? — удивился я.

— Ну, может быть, по крыше… Я не уверена, — пожала плечами жена. — Я тебя ждала и несколько раз кидалась встречать, в полной уверенности, что это ты. Но это был не ты.