Когда мальчики становятся мужчинами - [63]

В палату снова вошли. На этот раз это была ХаЁль, подруга женщины, с которой ЧанСоб поздоровался, встав.

— Что ж, я смотрю, к Вам приехали и больше компания не нужна, — он направился к выходу.

— ЧанСоб! — парень остановился, оглянувшись. — Прости меня.

Её голос был уставшим, искренним и спокойным. Он ничего не сказал и вышел.

— Быстрее! — подхватил его под руку ХенЩик. — С нас десять шкур сдерут за опоздание! Не забывай, что больше за тебя замолвить словечко некому. Если конечно вы не…

— Нет! — оборвал его ЧанСоб, грозно зыркнув. — Нет…

Вымотанный и не выспавшийся, юноша ехал на репетицию и крутил в голове до бесконечности происходящее и произошедшее. Вот почему он не хотел видеть её, не хотел разговаривать с ней! Потому что одна встреча и всё — крушение возведенной им стены. Её яркое очарование, её женственный шарм и он готов простить. Готов забыть предательство. Но нельзя так! Нельзя. Каким бы она не обладала очарованием, ДжеНа изменила ему, обманула. Она была ветреной, непредсказуемой и ненадежной, а он… он даже переспать не смог с другой! Она сделала его слабым, и ему нужно было стать сильным, тем, каким он сделал себя сам.

Этот порыв из-за того, что она попала в аварию — он спустит его себе с рук и продолжит быть непробиваемым и жестоким. Больше он не даст воли чувствам. Сердце опять хотело отдаться в плен. Несчастное! Прирожденный дезертир. Ему помощь нужна, а не вражеский лазутчик в родном стане.

Всё-таки, тогда, когда он поддался чарам ДжеНы было не Ватерлоо[4]. Это была битва под Лейпцигом[5], и теперь он жадно и, не желая признать поражения, наскребал свои «Сто дней»[6], чтобы, в конце концов, сразиться ещё раз. Но уже не с мадам Ю, а с самим собой.

Весна

Он думал слишком о многом, но всё, что вальсом кружилось по извилинам мозга, было связано с ДжеНой. Рассуждения о жизни, о любви, о судьбе, о счастье и умении людей любить, ценить, прощать, дорожить, всё рассматривалось им только по отношению к ней — его бывшей, но до сих пор не отпущенной от себя в душе женщине. Засыпать вновь стало труднее. Почти прошедшая бессонница стала постоянным соглядатаем его ночей, и на репетиции он добирался измотанный. Ему казалось, что без него с ДжеНой что-то может случиться. Как он не подумал раньше об этом, что кроме подруг, у которых своя жизнь, у неё и нет никого в Сеуле! Она одинока, гораздо более одинока без него, чем он без неё. И хотя после измены он вновь ощетинился восприятием её, как перезрелой лоретки, сейчас он удивился тому попечительному тону, который звучал у него в голове по отношению к ней. Хотелось называть её девочкой, и никак иначе. Вдали от неё он не чувствовал её постоянного давления, финансового превосходства и хозяйских замашек. Но всё это и так без усилий ликвидировалось, стоило повести себя как мужчина, когда они были вместе. Повысить голос, настоять, дернуть её к себе и обнять — и ДжеНа становилась милой и почти не надменной. Любую женщину можно было заставить быть слабой женщиной, если рядом оказывался настоящий мужчина.

А может ли настоящий мужчина простить измену? ЧанСоб испугался, проснувшись одним утром с этой мыслью. Неужели он задумался о том, что в силах простить? Нет, нет, никогда не бывать этому! Ещё одна слабость и всё, ДжеНа превратит его в раба и заставит лизать себе руки. Она будет распоряжаться им, как хочет, но ЧанСоб хотел всё наоборот! Он хотел хоть раз повлиять на неё, исправить в ней что-то в лучшую сторону, показать, как надо, потому что создавалось ощущение, что она заблудившийся ребенок, которому вовремя не указали верных ценностей. Он хотел, чтобы хоть раз, она обратилась к нему за советом, помощью, не важно! За чем-нибудь, как женщина, а не попечитель. Но как можно изменить её, не находясь рядом? Вот он сейчас думает об этом, а ДжеНа, возможно, опять попала в переделку, или заболела, или её сбила машина… какой кошмар! Нельзя думать такое, а то ещё беду на неё накличет. Но и не думать совсем невозможно, когда он в полном неведении о ней. ЧанСоб вытащил её из черного списка, но она, конечно, спустя столько времени, больше не звонила, а он звонить ей первым даже и не думал. Стоит просто поинтересоваться, как у неё дела, и мало ли что она надумает? Ну, уж нет.

Нет, управлять ей, естественно, невозможно. Она сама привыкла управлять всем: своим бизнесом, своей жизнью, своей машиной и своими мужчинами. Но ведь оберегать и защищать её в этом всем кто-то должен. ЧанСоб примерил себе мысленно костюм супермена, но тут же снял и отшвырнул. Какого черта он должен делать ради неё что-то, когда она поступила с ним подобным образом? Ни о каких уступках не может идти и речи. Его отречение от неё бескомпромиссно. Зачем она предала его? Зачем разбила преданность, которой они наслаждались? Её никто не заставлял, и понять её поступок было невозможно. Он не имеет оправдания. Тем более это был ИльХун — его друг! Хоть тот и сам виноват, первым ведь полез. ИльХун пытался ему объяснить, но он не стал слушать, но из начала толкования было понятно, что ДжеНа не сама проявила инициативу. Но и это её не оправдывает! Если бы она его любила, то не поддалась бы ни за что! Никакие увещевания её бы не сломили, будь в её сердце настоящее чувство. Как у него. Неужели же он всё ещё хранит его? Что-то чувствуется, что-то теплое и пробивающееся из-под снега, тянущееся к приближающейся весне.