Когда камни кричат - [16]

Весь обратившись в слух, Рокетт бесшумно юркнул в какую-то развалину. Припав к сгнившему оконному переплету (когда-то к нему крепились ставни, но петли проржавели, и ставни отвалились — вон, насквозь прогнивший краешек еще виднеется из крапивы), он впился взглядом в улицу. Отблески факелов становились все ярче, и вот из-за угла вынырнул передний боец. Теперь сомнения растаяли — пешим порядком добрый взвод Восемнадцатого Драгунского полка топал вглубь Нового города. В свете двух факелов сверкал лес примкнутых штыков, серебрилось шитье форменных камзолов, матово блестели массивные медные каски — надежная защита от стрел, сабель и даже пуль — если только на излете. Ну, а в городском бою — еще и от падающих на головы кирпичей и прочих массивных предметов. Темесцы особо не торопились, и уж тем более ничего не боялись — то ли ничего не знали о скрывшихся в руинах преступниках, то ли надеялись на свои тридцать пять — столько насчитал Рокетт — мушкетов.

Среднее отделение кого-то вело. Да не одного — пленных вроде четверо… На одного… вернее, одну из них… упал отблеск света факелов, высветивший растрепанные длинные волосы, порванную и испачканную юбку, дешевенькие браслеты на тоненькой руке… Вояки из Восемнадцатого Драгунского схватили несколько молоденьких девчонок и зачем-то вели их вглубь руин. На расстрел?

Одна из пленниц зацепилась ногой — и с жалобным стоном растянулась на битом кирпиче. Державший веревку солдат зло дернул, напарник «помог» эрхавенке подняться пинком.

— Подъем, сучка! — скомандовал вояка из Восемнадцатого Драгунского.

— Тише, Арчезе, — приказал кряжистый мужичок, судя по нашивкам — капитан того же полка. Рокетт вспомнил — капитан Больцано командовал одной из рот полка, заодно он обеспечивал взаимодействие с городской полицией. Не один эрхавенец был арестован по его наводке, и как правило, пропадал кто-то из родни арестованных. Теперь Рокетт знал, куда. Еще одна тайна, из-за которой вполне могут пристрелить, вдруг сообразил он. Стало быть, попадаться к темесцам в плен нельзя. И нельзя допустить, чтобы к ним попала Мелина. А самому лучше побыстрее забыть все, что видел.

Но игра начата, и остановить ее невозможно. Точнее — возможно: выйти из укрытия, и, можно поспорить, темесцы не станут разбираться, кто тут шарится в руинах. Залп в упор, если будет еще шевелиться, приколют штыком — и все. Нет человека — нет страшных тайн… А значит, остается играть по навязанным правилам и принять, как данность, что здесь и сейчас он — не гражданин Темесской Конфедерации, находящийся под защитой ее законов, а изгой, подлежащий уничтожению — просто за то, что он — не такой, как все. Стало быть, любой встреченный, если не доказал обратного — враг. Рокетт вжался в холодный, сырой камень, молясь, чтобы темесцы не заметили во тьме оконного провала мимолетное движение и не послали туда пули.

— Тише, — повторил командир отряда. — Не порть товар. Шуджи даст меньше — вычту из твоей доли, понял?

— Так точно, сир капитан! — отрапортовал темесец. — Подъем! — еще один рывок за веревку, но хоть без пинка. Девушку подхватили за руки и рывком поставили на ноги.

«Ловят они работорговцев! — зло подумал Рокетт. — А сами торгуют нашими девушками! Вот сволочи, и нет на них управы!»

Наконец темесцы прошли. Стараясь не хрустеть битым стеклом и рассохшимися половицами, Рокетт пробрался через заднюю, обвалившуюся дверь и оказался на захламленном дворе. С трудом перелез через груды мусора, в темноте угодил в глубокую лужу, шепотом выругался — но уже протискивался в пролом в кирпичной стене. Теперь — бегом через заваленный переулок. Еще дом — как водится, с глухой стеной, выходящей на улицу. И еще держится калитка. Ничего, ее можно снести одним хорошим пинком. И снова — через залитые мраком внутренности дома, в отчаянной надежде не наступить на змею. Вот и еще раз пригодилось лазанье по руинах мальчишкой — без тех уроков он бы точно переломал в развалинах ноги. Последняя стена с грохотом рухнула — и Рокетт вывалился на заросший кустами и крапивой простор Рыбачьего проспекта. Отлично. Сюда они не сунутся — им тоже не нужны свидетели, тем более не стоит пускать в ход мушкеты: до стены Старого города слишком близко, на выстрелы сбежится весь полк — объясняй тогда, куда и зачем шли с девчонками. Ну, если их заметят, тогда, конечно, выбора не останется, и все же не стоит ходить там, где ходит еще хоть кто-то.

А теперь — бегом к дому, где мирно спит Мелина. Если только темесцы не свернут — они неминуемо там пройдут. И тогда нежелательной свидетельницей, а то и той самой «язычницей и убийцей», которую искали сегодня на празднестве, окажется она. И тогда останется один путь — бегство из Эрхавена. Надо увести ее с собой.

Но он опоздал вновь. Когда безумный бег через заросли кустов и крапивы, прыжки через завалы и большие, глубокие лужи остался позади, Рокетт услышал вскрик. А потом грохот мушкетного выстрела там, впереди. Вспышка, вырвавшаяся из ствола старенького пистоля, озарила тот самый дом, где они нашли убежище. Потом раздался отчаянный крик Мелины, звук хлесткой пощечины и яростная ругань на неизвестном языке. Впрочем, почему неизвестном? Выговор Рокетт узнал, так говорят приезжающие на рынок пуладжийские купцы с несравненными горскими мечами, вышивками, драгоценностями. Но эти если и торговали, то совсем другим товаром — живым, чернокосым и черноглазым. А также сероглазым и русоволосым — с той стороны Гор Солнца, ибо Ствангар переживает далеко не лучшие времена — уже не первый век.