Когда гремели пушки - [55]

Пленный рассказал все, что знал о расположении своих войск и огневых средствах. Но при допросе выяснилось также, что ему известны многие подробности о нашей обороне. Это настораживало. И к вечеру я подготовил проект приказа о строжайшей маскировке и создании дополнительных траншей, чтобы ввести противника в заблуждение. Командующий одобрил и подписал этот документ. Кроме того, по указанию Ф. И. Толбухина штаб фронта разработал реальный, на случай перехода противника в наступление, очень конкретный план оборонительных действий с использованием вторых эшелонов и противотанковых резервов. Особое внимание уделялось противотанковым бригадам; их у нас было мало, а танкоопасных направлений — много.

Предусмотренные планом многочисленные варианты оборонительных действий были проиграны на учениях. Учения проводились с боевыми стрельбами, в тесном взаимодействии с авиацией. Одновременно авиация несла и боевую службу, прикрывая скопления наших войск в районах учений от бомбовых ударов противника. И эта предосторожность оказалась нелишней. Однажды гитлеровцы действительно предприняли попытку атаковать с воздуха наши обучавшиеся войска. Но в воздушном бою они потеряли несколько самолетов, и после этого вражеская авиация над районами учений почт не появлялась.

Однако, готовя войска к отражению возможного нападения со стороны противника, мы не ослабили своих забот о возобновлении наступательных действий.

Во втором эшелоне у нас находились 2-я гвардейская армия, 4-й механизированный корпус, 4-й кавалерийский корпус. Резерв солидный! И все это предназначалось для развития успеха в глубине обороны противника.

Нужно было решить, как лучше пропустить эту огромную массу войск и боевой техники через боевые порядки дивизий первого эшелона и обеспечить снабжение их всеми необходимыми материальными средствами в ходе наступления. С этой целью на наших учениях отрабатывались действия крупных механизированных групп в различных условиях: когда оборона противника прорвана не полностью, когда бой идет за овладение второй полосой обороны, когда противник ввел в бой значительные резервы.

Артиллеристы, танкисты и пехотинцы проверяли мощь своих огневых средств, стреляя по реальным целям Для этого в район учений подтягивались захваченные у противника «пантеры», «тигры» и прочие бронированные «звери».

Широко практиковалась и так называемая «обкатка» пехоты, т. е. свои танки пропускались через свои же окопы, в которых продолжали оставаться стрелки, автоматчики, пулеметчики и минометные расчеты. Бойцы убеждались на практике, что танк совсем не страшен, когда он идет над окопом. Наоборот, окоп и траншея опасны для самого танка, так как оттуда в любой момент может вылететь связка гранат.

Полезность таких учений состояла еще и в том, что на них проходили хорошую школу наши штабные офицеры и командиры частей. Здесь совершенствовались методы управления войсками и тщательно отрабатывались вопросы взаимодействия.

Не обходилось и без досадных оплошностей. Однажды вдруг наша фронтовая газета опубликовала пространную статью с фотографиями о боевой подготовке кавалеристов. По этому выступлению газеты даже самый неискушенный разведчик мог составить довольно верное представление о наших замыслах и даже о средствах, какими мы для этого располагаем. Пришлось сделать внушение редактору полковнику Ю. М. Кокореву. Тот был немало удивлен таким оборотом дела. Ведь незадолго до того газету критиковали на собрании партийного актива за то, что она мало уделяет внимания боевой учебе. Тов. Кокореву хотелось «исправить недочет», но он впал при этом в иную крайность.

Были и другие неприятности. И о них тоже следует сказать, чтобы у читателя не создавалось впечатления, будто автор выставляет напоказ только хорошее. Закончив одно большое учение, я пригласил командира 4-го гвардейского механизированного корпуса генерала Танасчишина ехать в штаб со мной и на моей машине. Он попытался отказаться — ему почему-то очень хотелось поехать вместе с командующим гвардейскими минометными частями генералом А. Д. Зубановым. Но мне нужно было решить с Танасчишиным какие-то неотложные вопросы, и я настоял на своем.

Через несколько минут после нас выехал и генерал Зубанов. Он любил водить машину сам и в пути потерпел катастрофу.

Едва мы приехали в штаб, как меня вызвали к командующему. Федор Иванович встретил взволнованным вопросом:

— Разве вы не вместе ехали?

— С кем?

— С Зубановым.

— Нет, я выехал раньше.

— А знаете, что он погиб?..

Для меня это сообщение оказалось совершенно неожиданным. Хороший был генерал, все его уважали за храбрость, решительность, ум, человечность, и вот так нелепо расстался с жизнью.

Этот печальный случай лишний раз убедил меня, что незачем нашему брату без крайней необходимости брать в собственные руки руль автомобиля. За рулем водитель должен все мысли сосредоточить на управлении машиной, а разве генерал, обремененный многочисленными заботами, может сделать это?

Уметь водить автомобиль мы обязаны все. Но это не самоцель. Вождению следует уделять внимания никак не больше, чем, скажем, тренировке в стрельбе из личного оружия.