Когда гений терпит поражение - [23]

Джей-Эм предложил стать партнерами двум давним приятелям по гольфу – Ричарду Лихи, занимавшему крупный пост в Salomon, и Джеймсу Макенти, своему близкому другу, основателю компании, занимающейся торговлей облигациями. По складу ни тот, ни другой не походили на несимпатичных (и ограниченных) трейдеров LT. Предполагалось, что учтивый и покладистый бизнесмен Лихи будет вести дела с банкирами Уолл-стрит. Нельзя сказать, чтобы упрямые трейдеры хорошо справились с этой задачей. В чем заключалась роль Макенти, было загадкой. Продав свой бизнес, он жил на широкую ногу, летал домой в Хэмптонс на вертолете, для путешествий на Гренадины пользовался реактивным самолетом. Эти привычки принесли ему прозвище Шейх. Макенти совсем не походил на «яйцеголовых» интеллектуалов из Группы арбитражных операций; уроженец Бронкса, он был традиционалистом, вел бизнес, руководствуясь инстинктом. Но Меривезеру нравилось иметь рядом таких друзей; добродушно подшучивая над ними, он расслаблялся и даже становился общительным. Не случайно, что Лихи и Макенти были американцами ирландского происхождения – только в этом кругу Джей-Эм всегда чувствовал себя как дома. Кроме того, всех троих объединяло совместное владение еще одним «активом», особенно близким сердцу Джей-Эм, – удаленным, превосходно ухоженным полем для гольфа, расположенным на юго-западном берегу Ирландии и именующимся Уотервилл (клуб Waterville).

В начале 1994 года Джей-Эм заполучил человека, имя которого внушало запредельное изумление: Дэвид Маллинс, вице-президент Федеральной резервной системы. В иерархии ФРС Маллинс занимал второе место после председателя Алана Гринспена. Некогда он тоже был студентом Мертона в Массачусетском технологическом институте; затем преподавал в Гарварде, где дружил с Розенфелдом. Как представитель центральной банковской системы, он обеспечил LT ни с чем не сравнимый доступ к международным банкам. Более того, он играл ключевую роль в деле Мозера, где представлял ФРС. Сотрудничество Маллинса с LT означало, что Меривезер получил от Вашингтона индульгенцию на незапятнанную репутацию.

Маллинс, подобно Меривезеру занимавшийся инвестициями еще в юные годы, был сыном президента Арканзасского университета. Его лекции в Гарварде пользовались неслыханной популярностью. По иронии судьбы, он начал карьеру в правительстве как эксперт по финансовым кризисам. Предполагалось, что он предупредит о катастрофе LT в случае нового обвала рынка. После обрушения фондового рынка в 1987 году Маллинс помог написать превосходный отчет Белого дома, в котором существенная вина за крах была возложена на новый рынок ПФИ, ставший эпицентром лавинообразной продажи ценных бумаг. Затем Маллинс перешел в Казначейство, где участвовал в составлении проекта закона об оказании финансовой помощи обанкротившимся ссудо-сберегательным учреждениям страны. Будучи сотрудником регулирующего органа, он отчетливо сознавал, что рынки – эти далекие от совершенства машины установления цен – периодически заходят в опасную зону. «Наша финансовая система шагает слишком широко, в ней слишком много творчества. Она устроена так, что ситуации, чреватые катастрофой, неизбежно будут повторяться с определенной периодичностью», – отмечал Маллинс за год до своего перехода в LT. Проявляя удивительную проницательность по отношению к будущему фонда (большую, чем он сам мог вообразить), Маллинс доказывал, что одна из важных задач ФРС – спасение частных компаний, которым угрожают «проблемы ликвидности»[46].

Ироничный и вкрадчивый интеллектуал, Маллинс одевался как банкир; его считали потенциальным преемником Гринспена. Когда Маллинс перешел в LT, Николас Брейди, его бывший босс по Казначейству, недоумевал, какие дела могут быть у Маллинса с «этими парнями». Инвесторов же успокоил приход близкого им по духу человека, чье видение рынка было схоже с их собственным. В самом деле, заполучив представителя центральной банковской системы страны, LT обрела беспрецедентный для частного фонда доступ к запасам денег, имевшихся у окологосударственных организаций всего мира. Вскоре LT получила обязательства о переводе средств от гонконгского министерства земельных ресурсов и развития, правления Singapore Investment Corporation, Bank of Taiwan, Bank of Bangkok и управляемого государством пенсионного фонда Кувейта. Редкостной удачей для LT стало совращение отдела валютных операций Центрального банка Италии на вложение 100 миллионов долларов. Некоторые учреждения принципиально не вкладывают деньги в хедж-фонды. Но Пьерантонио Чьямпикали, курировавший инвестиции в этом ведомстве, рассматривал LT не как хедж-фонд, а как элитную инвестиционную организацию «с солидной репутацией»[47].

Частным инвесторам новый фонд также внушал трепет. Недаром фонд мог похвастаться лучшими финансовым умами и представителем центральной банковской системы, который, похоже, должен предугадать решения Гринспена в непрекращающейся игре, принявшей на Уолл-стрит характер мании. Список поддавшихся чарам LT был внушительным. В Японии LT подписала контракт с Sumitomo Bank на 100 миллионов долларов. В Европе удалось «загнать в капкан» гигантский немецкий Dresdner Bank, Liechtenstein Global Trust и Bank Julius Baer, частный швейцарский банк, устроивший презентацию фонда для своих клиентов-миллионеров, готовых вложить от 30 до 100 миллионов. Republic New York Corporation – не любящая себя афишировать организация, которой управлял международный банкир Эдмонд Сафра, – также испытала гипнотическое воздействие верительных грамот LT и была увлечена возможностью добиться крупного успеха в бизнесе благодаря фонду, куда инвестировала 65 миллионов долларов