Когда дождь и ветер стучат в окно - [21]

Змей, здороваясь, поднес к шляпе два пальца и жестом пригласил приезжих на веранду.

Первый разговор между работодателем и рабочими велся довольно странно: Змей не знал ни слова по-немецки, а приезжие, в свою очередь, совсем не говорили по-шведски. Выручила находчивость Лейнасара. Он достал из кармана немецко-шведский словарь Лангеншейда и лист бумаги. Отыскав в словаре нужные слова, он принялся что-то писать. Хозяин ждал. Ждать пришлось довольно долго, но Змей не проявлял ни малейших признаков нетерпения.

Прочитав текст Лейнасара, он сразу все понял. На морщинистом лице появилась доброжелательная улыбка, и он всем приезжим пожал руку.

После этого Змей повел их, опять через болото, к баракам для рабочих, стоявшим у самой железной дороги. В бараках все было очень просто, но чисто. Повесив костюмы «Карла Акселя Петерсона» на гвозди у нар и надев потрепанную рижскую одежду, группа Лейнасара вышла на болото.

На болоте работали две бригады из шведов и нескольких эстонцев. Шведы — главным образом местные безземельные крестьяне. Только некоторые приехали сюда за девяносто километров, из какого-то портового городка. Торф добывался ручным способом и грузился на транспортер, который отправлял его к прессу. Спрессованные брикеты лента транспортера доставляла для просушки к специальным площадкам. Когда часть брикетов просыхала, их складывали в груды, а затем на вагонетках отвозили в сараи. Всего на болоте работало человек двадцать пять.

Рижан, не умевших резать торф, поставили на погрузку. В первую минуту работа показалась легкой. Но только в первую минуту. Полусухие куски торфа были остры. Они натирали руки, которые вскоре оказались все в крови. Змей, правда, выдал брезентовые рукавицы, но в них работа совсем не клеилась. Приходилось работать голыми руками. Июньское солнце жгло спину. Работать надо было по восемь часов, с полуторачасовым перерывом на обед. День казался бесконечным. Студенты пыхтели, стонали, ругались. Лейнасар молчал, стиснув зубы.

Надежда на то, что со временем они привыкнут и страдания их уменьшатся, не сбывалась. Каждый день приносил новые муки, новые кровавые раны. Старые рабочие сочувственно посматривали на чужеземцев, но ничем помочь не могли. Они сами испытывали все прелести этой работы, хотя некоторые из них тут гнули спину уже много лет.

Вечером, смазывая раны, Вилис жаловался:

— Был бы хоть какой-нибудь толк от всего этого. Ведь еще неизвестно, сколько Змей заплатит нам.

Да, это было неизвестно. Хозяин только написал, что их заработок можно будет определить через неделю, в день первой выплаты. На этом болоте, как всюду в Швеции, платили каждую неделю. Хозяин также написал, что за питание и жилье он будет удерживать по три кроны и двадцать пять эре в день. Против этого возражать нельзя было — Змей кормил хорошо. Но продовольственные карточки он, разумеется, взял себе.

— Хоть и трудно нам, но от других мы все-таки не отстаем. Значит, получим не меньше остальных, — успокаивал Альфред.

— И мне кажется, что Змей нас не обманет, — добавил Лейнасар. — Ничего, помучаемся, зато зимой заживем как господа.

Мечта о вольготной жизни зимой была единственным утешением. Они все прикидывали, как часто смогут ходить по ресторанам, кафе и смотреть кино.

— Если у них во всех картинах показывают таких смазливых полураздетых девиц, то в кино надо ходить почаще, — рассуждал Вилис. Остальные соглашались с ним.

Змей появлялся на болоте два раза в день. С утра он смотрел, как люди приступают к работе, вечером проверял сделанное. Видимо, он при этом всегда отпускал какие-то шутки, ибо шведы смеялись. Затем он опять уходил, высоко поднимая ноги в желтых туфлях.

В субботу шведские рабочие собрались в столовой на вечеринку. Стряпуха привезла пива и торговала им. У рижан деньги уже почти разошлись, и всем вместе удалось наскрести всего лишь на несколько бутылок. Шведы настойчиво приглашали новичков в свою компанию, но рижане вскоре заметили, что мешают им, ибо не могут принять участия в разговорах. Огорчало и то, что они, со своей стороны, не могли ничем угостить. Так им и не удалось включиться в общее веселье. Один только Вилис приглашал танцевать грузных, коренастых девушек, но те, узнав в нем чужеземца, прыскали от смеха и отдавали предпочтение своим соплеменникам.

Нет, эта вечеринка пока была не для них.

Отойдя подальше от бараков, Лейнасар уселся около железной дороги и, кусая полевицу, мрачно слушал долетавшие с танцевальной площадки звуки аккордеона. У него не было доступа даже в эту простую, грубоватую жизнь. Неужели перед ним всегда будет невидимая стена? Может быть, это судьба всех эмигрантов? Или еще возможны перемены? Возможны! Но когда? Другое дело — в Риге. Там он всегда сам определял свое место в жизни. Можно ли жить иначе? Может быть, и можно, но что это за жизнь? Горька такая жизнь.

Когда к утру шум танцульки затих, Лейнасар встал, тихо прокрался в барак и растянулся на нарах.

В понедельник на руках открылись старые раны и появились новые.

Наконец наступил долгожданный четверг. На болото они прибыли во вторник утром. Им причиталось чуть побольше, чем за одну неделю.