Когда цветут реки - [66]

Мальчику полагалось бы отвезти тело отца в родную деревню и предать его земле рядом с могилами предков. Но, как мы знаем, родной деревни Ванов не существовало, да и добраться до тех мест было невозможно.

Буйволы мычали, почувствовав запах воды. Это были добрые и выносливые животные, но двигались они медленно, и мортира ползла за ними не торопясь.

— Здравствуй, — сказал Ю Линю, который чистил свою винтовку в тени громадных платанов. — Куда ты собираешься?

— Недалеко, — улыбаясь, сказал Линь. — Му-ван приказал Дэну отвезти письмо в Нанкин и отдать его лично Чжун-вану. Я еду с Дэном. Я его телохранитель.

Му-ван был старшим из пяти царей, оставленных для обороны Сучжоу. Все эти цари должны были подчиняться Ли Сю-чену, но только «по своей высокой воле», ибо они были цари, а не простые генералы. В сущности, подчинялся только один Му-ван, бывший офицер Ли Сю-чена.

— Ты отвезешь весточку моей почтенной матери? — спросил Ю.

— Конечно, отвезу.

Мать и сестра Ю все еще находились в Небесной Столице, когда Ю прибыл в Нанкин и был назначен возницей. Ю видел их. Жили они бедно. Обе были вооружены саблями, но в армии не сражались, а носили землю для укреплений.

Многое было невдомек мальчику в столице тайпинов. Ведь он впервые попал в нее, когда Нанкин выдержал почти девять лет непрерывных атак врага.

Город жил как заведенные часы. Его пробуждали звуками гонга. В определенные часы солдатам выдавался паек. Из больших корпусов с узорными коньками крыш слышались то религиозные песнопения, то военная команда. Там обучали детей, Ю видел этих детей. С пением псалмов они ходили процессиями по Нанкину.

Ремесленники жили батальонами, и каждый батальон занимал одну улицу. Здесь были улицы ткачей, гончаров, оружейников, поваров, портных, башмачников, мясников и прочих. Были в Нанкине и земледельцы. Они возделывали внутри городских стен овощи и просо. Все они кончали работу только по звуку гонга, чтобы стать на молитву или чтобы отправиться на стены для обороны. По гонгу они ложились спать. Ночью ходить по улицам было запрещено, и город при свете луны казался вымершим.

Были в Нанкине два квартала еще более молчаливых. Это были разрушенный до основания маньчжурский квартал и северное предместье у берега Янцзы, где когда-то торговали чаем, шелком и опиумом. В последние годы Тайпин Тяньго это предместье почти вымерло. Лавочки большей частью были заперты. Изредка показывалась на пороге мрачная фигура в очках, но тотчас же, задернув полог, скрывалась. Впрочем, внутри запертых лавок шевелилась жизнь, особенно по ночам. Была невидимая связь между вымершим торговым предместьем и сотнями лодочек на реке.

Вдали, на широкой пелене Янцзы, возвышался, как черный страж, английский колесный пароход «Центавр». Он находился здесь постоянно. «Нейтральные» британцы следили за тем, чтобы суда под их флагом беспрепятственно проходили из Шанхая в Учан.

Ю не любил Нанкина. Для него это был город важных людей, которые передвигались в паланкинах с телохранителями. Он предпочитал находиться на батареях. Там он чувствовал себя свободнее и увереннее.

Ю был не один. Большинство воинов Ли Сю-чена не любили отсиживаться за стенами крепостей. Линь тоже не любил.

Друзья не виделись много лет. Им редко удавалось поговорить по-настоящему. Линь был в пехоте, Ю — в артиллерии, и боевые тревоги постоянно разлучали их.

— В прошлый раз ты не рассказал мне, как тебе удалось уцелеть, — сказал Ю, — там, в Долине Долгих Удовольствий. Ведь ты был в усадьбе Ван Чао-ли?

— Да, это я сорвал засов на воротах усадьбы! — ответил взволнованно Линь. Когда он возвращался к воспоминаниям тех лет, он не мог говорить спокойно. — Меня стукнуло балкой по голове, и я упал. Но это не была смерть. Предки не хотели принимать меня к себе. В голове стало темно, и я лежал там долго, очень долго… Когда я очнулся, из деревни доносился боевой клич дьяволов. Я влез на столб, который там остался от арки, и увидел, что Долины Долгих Удовольствий больше нет. И я сразу все понял… Об этом трудно рассказывать.

Линь замолчал. Ему и в самом деле нелегко было об этом рассказывать, хотя за десять лет случалось видеть и большие сражения и погромы.

— И ты бежал? — спросил Ю.

— Не сразу. Я увидел на дворе усадьбы…

Линь опять остановился. Лицо его потемнело.

— Что ты мог там увидеть? Золу и пепел?

— Да, там были зола и пепел. А на пепле лежал Ван Лао, прорицатель.

— Он сгорел?

— Нет. Его ударили два раза ножом в спину.

— Кто это сделал? Маньчжуры?

— Нет. Чертей там еще не было. Но в спине у него торчал нож, и я узнал этот нож.

— Неужели «Малые Мечи»?

— Нет. Это был нож Чжан Вэнь-чжи.

— Предателя Чжана?

— Да. Я до сих пор не понимаю, зачем ему понадобилось убивать прорицателя…

— Нет ничего удивительного в том, что один обманщик убил другого, — философски изрек Ю.

— Нет, Чжан не станет убивать напрасно. Он может убить только из-за денег. Он ударил его в спину два раза, как наемный убийца.

— Но как ты бежал? — нетерпеливо спросил Ю.

— Я бежал на реку, и рыбаки отвезли меня в Хунань. Там я догнал наших Ванов. Там были все, кто ушел из деревни. И я стал воином. Остальное ты знаешь.