Когда цветут камни - [56]

Леня насторожился: ему стало не по себе, что Тогба догадался о его тоске.

— Молчу, Лонка, — Тогба понял его. — Хорош песня. Моя грудь закрывай тебя, твоя грудь закрывай Тогба. Кровь не надо, умирай не надо. Моя невеста есть, хорош невеста вот тут живи, — он постучал себя по груди и, постояв еще с минуту, вернулся в блиндаж.

Всполохи пламени над осажденной Кюстринской крепостью разорвали густую темноту мартовской ночи, и Лене почему-то подумалось, что вот-вот из темноты появится Варя и позовет его к себе…

…Однако Варя была еще далеко от фронта — в Москве. Резервная рота радиосвязи стояла в Коптевском тупике Московской окружной железной дороги. Когда выведут роту из этого тупика, никто не знал. Не знала и Варя, что будет с ней в эту ночь. Она тоже оказалась в тупике: ее под конвоем вели патрульные города в комендатуру гарнизона. Предстояло длительное объяснение — почему ушла из расположения роты ночью без увольнительной записки. Сказать все, как было, что в этом виноват один лейтенант, имя которому — Владислав, — не поверят. Не поверят, потому что этого лейтенанта побаиваются даже полковники — он сын крупного начальника.

А началась эта история с первого дня пребывания роты в Москве. Едва успели радисты умыться и подмести в теплушках, как их построили перед платформами, на которых стояли автомобильные радиостанции. Пришли проверяющие из управления связи главного резерва. Командир роты почему-то сразу приковал внимание проверяющих к Варе. Полковник с эмблемами связиста на петлицах в первую очередь осмотрел рацию, на которой работала Варя, проверил аппаратуру и предложил включиться в эфир, записать несколько строк телеграфного текста на слух. Затем к рации подошел лейтенант, каждый жест которого полковник старался не упустить из поля своего зрения, и стал выстукивать телеграфным ключом какой-то не очень понятный текст. Варя, глядя на него, успела уловить несколько слов и произнесла их вслух. Лейтенант был в драповой шинели с новенькими пуговицами. Когда Варя произнесла несколько несвязных между собой слов, принятых на слух, лейтенант улыбнулся. У него были красивые белые зубы. Полковник понял эту улыбку как одобрение, сказал Варе, что у нее хороший слух. Лейтенант поправил:

— Отличный.

И полковник согласился.

Варя старалась отвечать на все вопросы без запинки, думая, что от этого зависит, пошлют ее на фронт или обратно вернут в Громатуху.

Вечером того же дня всем радистам принесли билеты в Большой театр. Там же оказался и лейтенант с красивыми белыми зубами. Это он достал билеты в оперу. В театр он пришел в гражданском.

На другой день радистки были приглашены на танцы в клуб резерва. Варя танцевала с лейтенантом, который назвал ей свое имя — Владислав, или, проще, Владик. На танцах он был в военной форме: габардиновая гимнастерка, синие бриджи, белоснежный подворотничок, хромовые сапоги, поскрипывающие новенькие ремень и портупея — все на нем блестело и похрустывало. Чувствуя на себе взгляды военных и видя, какими глазами смотрит ей в лицо этот красивый и хорошо одетый лейтенант, Варя уже тогда подумала: «Неужели я такая привлекательная? Если это так, если я действительно красивая, то это плохо. Плохо быть красивой среди военных, если любишь одного, которого здесь нет возле тебя, он далеко на фронте…»

Через день Владик приехал в роту на блестящей машине. Он пригласил Варю на концерт в зал Чайковского. И командир роты отпустил ее. С концерта она вернулась в той же комфортабельной машине и долго не могла уснуть на нарах жарко натопленной теплушки, раздумывая: почему Владик советовал ей остаться в Москве?

Утром все радисты пошли получать каски, подшлемники, медальоны — такие вещи выдаются перед выездом на фронт, но Вари в списке для получения этих вещей не оказалось.

— Почему? — спросила она старшину роты.

— Не знаю, — ответил тот, — список составлял командир роты. Значит, команда такая поступила.

Днем Варя вместе с командиром роты была уже у полковника, что проверял ее работу на рации в первый день приезда в Москву.

— Мы находим нужным оставить вас, товарищ Корюкова, в Москве, — сказал полковник.

— Я хочу на фронт, — возразила Варя.

— Вы отличный радист-оператор, — похвалил ее полковник, — вы зафиксировали очень важные переговоры немецких радистов, и эту работу надо продолжать здесь, в Москве.

— Тогда я была не в Москве, а в Сибири. Значит, с таким же успехом буду продолжать эту работу и на фронте, — продолжала возражать Варя.

— Это возражение мы не можем принять всерьез. Нам лучше знать, где вы должны работать, — уже более строго заметил полковник.

— Вам знать, а мне работать, — не задумываясь, отрезала Варя.

— Вы дерзкая девушка, — возмутился полковник.

— Судите как угодно, но я не останусь в Москве.

— Почему? — спросил полковник.

— Хочу на фронт, — ответила Варя, — или… — она хотела сказать: «отправляйте обратно на Громатуху», но испугалась своей решительности — а вдруг отправят обратно на Громатуху, что она там будет говорить отцу, матери, как писать об этом Леониду? — и замолчала.

Заметив такое замешательство, полковник сказал смягченно: