Когда Англия вторглась в Советскую Россию - [40]

Сразу же по прибытии Янг отправился в министерство иностранных дел. Его бывший коллега по консульству, временно работавший в министерстве, провел его к сэру Джорджу Клерку, руководителю Северного отдела, занимавшегося русскими делами. Клерк был членом миссии лорда Милнера, посетившей Россию в 1917 году. Янг писал о нем: «Великосветские сплетники рассказывали о Клерке два анекдота. Говорят, что, прибыв в Россию, он принял одного видного царского сановника, находившегося среди встречавших, за проводника спального вагона и потребовал у него воды для бритья, а по возвращении в Англию за несколько дней до свержения самодержавия поставил свою подпись под докладом, в котором говорилось, что никогда еще русский народ не был так предан императорскому трону, как теперь!»

Предположения Янга о том, что в отношении России допущена ошибка и что от имени Великобритании вершатся дела, о которых министерство иностранных дел не знает и которые могут вызвать «горькое разочарование» правительств союзников, были встречены «зловещим молчанием». Лицо сэра Джона прояснилось, когда Янг рассказал ему о протесте Чайковского против поведения британских военных властей, и он попросил изложить это в письменном виде. Янг так и поступил. Текст заявления Янга от 4 сентября заслуживает того, чтобы привести его полностью. Следует подчеркнуть, что в министерстве иностранных дел оно было воспринято с поразительным равнодушием. Это заявление указывает на сохранившиеся иллюзии автора о возможности «примирения» различных классов и партий в Советском государстве «на основе крестьянско-буржуазной политики», что видно из последних абзацев.

«1. В день моего отъезда из Архангельска (16 августа) меня посетил г-н Чайковский, глава временного правительства в городе. В ответ на мои просьбы он откровенно изложил свои взгляды относительно действий союзников в Архангельске.

Он считал абсолютно необходимым создание сильной русской гражданской власти в Архангельске, которую поддержат союзники. Временное правительство, которое он возглавлял, состояло из бывших членов Учредительного собрания[135] от северных и северо-западных губерний (Вятской, Архангельской, Вологодской, Новгородской и некоторых других) и, следовательно, могло претендовать на то, чтобы получить мандат.

Несмотря на это, сказал он, „военное командование союзников (т. е. генерал Пуль), видимо, не осознает этой необходимости и не упускает случая, чтобы либо проявить пренебрежение к русской гражданской власти, либо подорвать ее престиж“. Пуль назначил одного французского офицера военным губернатором Архангельска, который приостановил, например, деятельность комитета, учрежденного временным правительством для расследования дел политических заключенных, попавших в руки большевиков до или после союзной оккупации.

Г-н Чайковский жаловался, что Пуль не ответил на письменную просьбу принять его и обсудить некоторые вопросы. Он даже не назначил ему аудиенцию. „Генерал Пуль считает себя верховной властью в Архангельске“, — сказал он.

Требование командования союзников выделить помещения, которых и так не хватает, для размещения служб и персонала в городе, также тревожит временное правительство. Его члены достаточно деликатны, чтобы заявить твердо союзникам: „по одежке протягивай ножки“. Это тем более прискорбно, что русские власти в Архангельске всегда, даже при царском режиме, отличались скромностью в частных и официальных запросах. Генерал Пуль начал с того, что реквизировал для себя и своего персонала самый большой и красивый частный дом, принадлежащий одному русскому гражданину, владельцу лесопильного завода. Даже большевики разрешили владельцам занимать часть этого дома. Только после того, как жена владельца сказала генералу Пулю, что он „хуже большевиков“, он разрешил им сохранить за собой четыре комнаты. То же самое происходило в многочисленных военных ведомствах союзников. Были реквизированы здания школ, и в больших комнатах, где могли бы разместиться четыре или пять человек, часто можно было видеть стол, за которым сидел один офицер.

Вскоре после прибытия генерала Пуля на улицах стали расклеивать приказы за его подписью, начинавшиеся словами „я запрещаю“. „Запрещаю“ устройство собраний, даже на частных квартирах, без „предварительного одобрения“ и вывешивание каких-либо флагов, кроме царских. Даже большевики проявляли умеренность в использовании личных местоимений в приказах. Проведя кабель своего частного телефона под водой в гавани, капитан крейсера „Аттентив“ издал приказ за своей подписью, гласивший, что ни одно судно „не имеет права“ становиться на якорь вблизи крейсера (чтобы не повредить кабель).

14 августа в третьем номере новой газеты „Возрождение Севера“, среди корреспондентов которой числятся Чайковский и несколько других членов временного правительства, появилась анонимная статья. В ней выражалось разочарование по поводу неопределенности и неискренности воззвания генерала Пуля к гражданам России. В заключительной части статьи действия союзников уподоблялись „колониальной политике… с той разницей, что африканцам не предлагают избрать собственную форму правления“.