Кофемолка - [2]

Шрифт
Интервал


На самом же деле всего парой часов ранее мы с Ниной не на шутку поссорились. Скандал вспыхнул на кухне за сорок минут до назначенного открытия кормушки, восьми вечера — рубежа, к которому, учитывая назойливую пунктуальность Нининых друзей, следовало отнестись серьезно. Из-за этого склока не могла разыграться по обычному сценарию, в котором один из нас хлопал дверью и удалялся в забегаловку на углу ждать примирительного звонка за чашкой отвратного кофе. Как большинство супружеских конфликтов, это было упражнение в двусторонней эскалации: я поинтересовался у Нины, в чем причина столь явного отсутствия энтузиазма по поводу вечеринки, Нина сказала — ни в чем, я сказал, что не слепой, она сказала, что не глухая, попросила завязать тему и отвязаться, я привязался к «отвязаться» и так далее. К моменту, когда мы перевалили за крещендо и сошли на злобное шипение («Это твоя квартира, ты в ней и оставайся. Я пойду спать в мотель, мне все равно»), было 19:40 и мы оба понимали, что предстоит спринт к согласию. Работая в два языка, мы умудрились зацепить миролюбивую ноту за считанные секунды до первого звонка в дверь.

Мы с Ниной редко принимали гостей. Наши круги общения напоминали олимпийские кольца: их было пять и они едва касались друг друга. В друзьях у меня ходили такие же, как я, аспиранты-неудачники, такие же журналисты на одну шестнадцатую ставки и Вик. Вокруг Нины крутилась ужасная смесь из обожателей-юристов, с которыми она общалась из профессионального noblesse oblige, и концептуальных художников, с которыми она сдружилась за счет своих неуверенных попыток коллекционирования и к чьим рядам втайне мечтала примкнуть. Запустить всех этих людей в одну трехкомнатную квартиру представлялось задачей сродни детской русской головоломке про лодочника, перевозящего с берега на берег волка, козу и капусту. (Ответ: коза, вернуться порожним, волк, вернуться с козой, капуста, вернуться порожним, коза.) Не успеешь оглянуться, как аспиранты стебут юристов, которые свысока фыркают на журналистов, которые завидуют концептуалистам, которые жалеют Вика. Все жалели Вика, тридцатидвухлетнего музыканта без определенных перспектив и, к возрастающему неудобству обеих сторон, моего лучшего друга со школьных времен.

В течение двух лет совместной жизни и года брака мы с Ниной успешно избегали необходимости скрещивать наши свиты; особенно с этим помог отказ от свадьбы. Сегодняшний ужин планировался как контрольный эксперимент, буря в чашке Петри. Шесть гостей, по трое с каждой стороны, без спутников. Вик был, увы, неизбежен. Также неизбежна была подруга Нины Лидия, новая звезда в какой-то темной для меня области, требовавшая, чтобы ее называли «перформалисткой» (в тот момент она работала над серией роскошно освещенных студийных портретов, снятых после того, как она собственноручно напоила моделей флунитразепамом). Нина пригласила юриста по имени Байрон, о котором я знал лишь то, что в студенческие годы он безуспешно за ней ухаживал. Я парировал Алексом Блюдем, редактором журнала «Киркус ревьюз» — оптового скупщика моих анонимок [1] и единственного источника моего непредсказуемого ежемесячного дохода. Нина покрыла мою карту, пригласив Фредерика Фукса, вильямсбургского галерейщика, который, по ее мнению, должен был найти общий язык с Лидией. Я вытащил козырь — бывшую олимпийскую чемпионку по фигурному катанию Оксану Баюл, с которой никто из нас не был знаком, но чье присутствие, мне казалось, привнесет необходимый дестабилизирующий элемент в намечающуюся диалектику. Координаты Баюл попали мне в руки, когда та искала уцененного гострайтера для своих мемуаров. Литератор-неудачник Бен Морс скинул мне этот проект, ознакомившись с основными вехами биографии Баюл. «Уважаемый Марк, — гласила прилагаемая записка, — я для этого недостаточно русский».


Нина заглянула в глазок, прошептала: «Блюц» — и открыла дверь. Вкатился босс Блюц с коробкой зефира в шоколаде и со своим молодым человеком, черт возьми, высоченным блондином, который тут же представился Оливером. Алекс был интересным существом. Он был евреем и голубым — комбинация сама по себе отнюдь не примечательная, но Блюц возводил обе характеристики в такой абсолют, что каждой хватило бы на определяющую черту. Вместе же они составляли такой частокол маньеризмов, что за ним не было видно человека. После трех лет наблюдения за Блюцем на работе и на досуге я все еще не мог с уверенностью сказать, добр ли он, несчастен ли, умен, раздражителен. Он целиком состоял из прибауток. Что, разумеется, делало его идеальным гостем.

— Физкультпривет, — пропел Алекс и скакнул через порог поцеловать руку Нине. В свои двадцать девять лет он, скорее всего, был последним представителем нашего поколения, говорящим «физкультпривет». Его спутник, отставая на шаг, стал скромно расстегивать многочисленные пряжки своей нейлоновой лыжной куртки. Оливер занимал всю прихожую. Его рукава свистели по обоям.

— Хотите узнать потрясающий факт про Оливера? — спросил Блюц.

— Он питается воздухом? — с надеждой спросил я. — Мы готовили на восьмерых.


Еще от автора Михаил Идов
Чёс

Михаил Идов – журналист, публицист, писатель. Начинал печататься еще в родной Риге, в газете “Советская молодежь”. Потом с родителями уехал в США, где, отучившись в Мичиганском университете на сценариста, публиковался в изданиях The Village Voice, New York Magazine, GQ и других. Стал трижды лауреатом премии National Magazine Award. В 2012 году переехал в Москву, чтобы стать главным редактором российской версии GQ. Одновременно с журналистскими материалами Идов пишет прозу на английском и русском. Его дебютный роман “Кофемолка” вышел в 2009 году и стал бестселлером.


Прощальная симфония

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести

«Надо жить дольше. И чаще,» – сказал один мудрый человек.Трудно спорить. Вопрос в другом: как?!И создатель вроде бы от души озаботился: ресурсы органов и систем, говорят, на века пользования замыслены…Чего же тогда чахнем скоропостижно?!«Здоровое, светлое будущее не за горами», – жизнеутверждает официальная медицина.«Не добраться нам с вами до тех гор, на полпути поляжем», – остужают нетрадиционщики. «Стратегия у вас, – говорят, – не та».Извечный спор, потому как на кону власть, шальные деньги, карьеры, амбиции…И мы, хило-подопытные, сбоку.По сему видать, неофициальная медицина, как супротивница, по определению несёт в себе остроту сюжета.Сексотерапия, нейро-лингвистическое программирование (гипноз), осознанный сон, регенерация стволовыми клетками и т.


Твоя Шамбала

Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».


Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.