Кофе с мышьяком - [15]

Уходить было еще рано, не все я выяснила, но парень, чего доброго, скончается прямо здесь, а мне потом отвечать. Поэтому я послушно поднялась и вышла, бросив на ходу секретарше:

– Катя, вашему начальнику плохо. Ему бы врача вызвать.

Девушка равнодушно взглянула в сторону кабинета:

– Да и пусть бы сдох, скотина! Все равно я тут уже не работаю.

Я пожала плечами и направилась к выходу из приемной. Дверь была приоткрыта, и я увидела, как по коридору прошел человек, показавшийся мне знакомым. Громила! Тот самый, что так беспардонно вломился ко мне в дом! Даю голову на отсечение, это он!

– Катя, а что за парень такой – огромный, бритая голова, кулачищи – во! Он тут работает?

– А, это Ступин из службы безопасности. Уголовная рожа! – раздраженно бросила секретарша.

Дома была тишь да гладь: Антонина, напевая, колдовала над мясным пирогом, Шурка и Флоранс валялись на ковре и играли в дурачка. Карточные игры я не одобряю, но сейчас у меня просто язык не повернулся отчитывать ребенка. Без отца остался, шутка ли! А ведь мне предстоит сказать ему об этом... Господи, да я понятия не имею, как это сделать!

Увидев меня, сын просиял, кинулся обниматься. Внутри у меня все перевернулось, но нужно было держать лицо.

– Мам, а у нас Флоранс! – завопил он радостно, скача по комнате от полноты чувств. Друг друга они обожали, а редкие встречи становились настоящим праздником. Своих детей у Флоранс не было – какие-то проблемы со здоровьем, – поэтому весь нерастраченный материнский инстинкт она изливала на Шурку.

– Правда? А я-то думала, что за посторонняя тетка у нас на ковре лежит... Как жизнь?

– Классно! Пойдем, я тебе что-то покажу!

– Дневник с двойкой небось? – подозрительно спросила я.

– Мамаша, полегче, – подала голос Флоранс.

– А ты вообще молчи, картежница! Чему ребенка учишь?

Шурка притащил меня за руку в свою комнату и гордо продемонстрировал стоящие рядком на подоконнике шесть двухлитровых пакетов сока.

– Вот, мам! Смотри, это я хочу машину выиграть.

– Какую еще машину?!

– Смотри: вырезаешь штрихкоды с тридцати пачек, посылаешь и участвуешь в розыгрыше «мерседеса».

– Шурочка, но...

– Я читал в Интернете, что один парень выиграл... И вообще... Я карманные деньги скопил, пока только на шесть пакетов хватило.

– А как ты дотащил их домой, Шурка? Тебе Антонина помогла?

– Ну да, конечно! С Тошкой каши не сваришь. Мы с Фло сгоняли в магазин и купили.

– И что мы будем делать с таким количеством со-ка? – простонала я.

– Пить! – Шурка посмотрел на меня как на идиотку. – Мам, давай попьем, он вкусный!

– Ладно, тащи стаканы.

Вот только сока нам сейчас не хватало! Но Шурка так искренне радовался и верил, что у меня не хватило духу его разочаровывать. Да пусть покупает дурацкий апельсиновый сок хоть тоннами, лишь бы не расстраивался, не плакал, узнав ужасную новость...

– Ну, как дела? – подошла Флоранс, сочувственно потрепала меня по волосам.

– Никак. Этот муж – редкостный псих, даже не удалось с ним побеседовать по-человечески. А новостью про смерть Архипова я его просто добила... Ладно, давай пока не будем об этом: не хочу, чтобы Шурка слышал.

– Ты вообще как собираешься ему рассказывать?

– Честно говоря, я бы охотно выпрыгнула из окошка, лишь бы вообще ничего не рассказывать... Не знаю. Пока я просто не могу об этом заговорить. Мне его жаль, он ведь веселый такой, жизнерадостный, как щенок на лужайке, резвится... Что будет, когда он узнает, я даже думать не хочу!

В тот день я так ничего и не сказала сыну. Флоранс общалась с Шуркой, помогла сделать уроки, нажарила воздушной кукурузы, и они вдвоем сидели в комнате, развлекаясь компьютерной игрушкой. Я была благодарна подруге: сейчас Шурка мог почувствовать мое настроение, а мне требовалось посидеть в тишине и спокойно все обдумать. Впрочем, спокойно ли? Я была вся как натянутая струна и лишь усилием воли держала себя в руках.

Использовав проверенный трюк с ванной и шумом воды, я позвонила Филиппову. Сорвала его с переговоров с какими-то чрезвычайно обеспеченными заказчиками, но в данный момент мне было на все наплевать.

Выслушав мою душераздирающую историю, он лишь хмыкнул и с ехидством заметил:

– Я говорил, что этот твой художник – ненадежный тип.

– О Боже, Филиппов, сейчас не самое лучшее время для того, чтобы завести старую песню. В чем проявилась его ненадежность? В том, что он позволил себя убить? Короче, речь сейчас не об этом.

– Ну хорошо, чего ты от меня хочешь?

– Помощи.

– В качестве кого я тебе нужен? Как частный сыщик? Извини, сейчас никак не могу, очень занят. Так много работы, ты не представляешь. Сплю по пять часов в сутки...

Я слушала его дешевые отговорки и внутренне закипала.

– Ладно, Филиппов, проехали. Но учти, когда тебе в следующий раз потребуются мои связи в СМИ, можешь на меня не рассчитывать. И на рекламные статьи за полцены – тоже.

Но мой бывший был настолько упрям, что даже угрозы его не тронули. Эта идиотская ревность, черт бы ее побрал! Почему-то во время нашей семейной жизни Филиппову и в голову не приходило меня ревновать. Он был маньяком-трудоголиком, являлся домой за полночь, уставший, заросший щетиной... Не интересовался моими делами, зато щедро выдавал деньги на хозяйство и считал, что этим я должна быть удовлетворена по самую макушку. И лишь через три года после свадьбы я узнала, что предприимчивый Филиппов завел вторую семью и именно там, а не в офисе, проводил вечера. Мы быстро и без проблем развелись, и только тогда господина сыщика проняло: он стал живо мной интересоваться, назначать свидания и даже отшивать моих кавалеров. Что это, как не собственнический инстинкт? Пришлось эти поползновения решительно пресечь, но и до сих пор Филиппов принимался за старое. Как сейчас, например.