Кофе и круассан. Русское утро в Париже - [60]
— А где же помощь со стороны государства молодым рестораторам? Об этом я где-то читал.
— Есть такая программа. Но не очень-то выгодное это дело. А потом, пока оформишь эту помощь, не захочешь ее и получать. Надо собирать огромное досье, кучу справок. И помогают нам вовсе не безвозмездно. Получается что-то вроде ссуды, которую надо, в конце концов, вернуть.
— Ну, хорошо, а после вычета налогов, выплаты зарплаты тебе с приятелями ведь что-то остается?
— Остается. Хватает, чтобы свести концы с концами. Хорошо еще, что не плачу за квартиру: она у меня куплена вместе с помещением ресторана. Ну и на питание не трачу. Только на сигареты. На это, верно, хватает. В общем, пока не прогораю, но и прибылями не могу похвастать.
— Короче, то, что зарабатываешь, тратишь на содержание ресторана? Тогда зачем огород городить?
Он отвечает точно, как тот еврей, который продавал на вокзале вареные яйца по той же цене, по которой покупал сырые:
Во-первых, я при деле. А во-вторых, ни от кого не завишу, живу сам по себе.
Антуан — романтик и в душе поэт. Говорит, никогда не думал, что станет предпринимателем. После школы изучал испанский язык. И надеялся, что он станет его профессией.
— Почему ты учил испанский?
— Не знаю, — отвечает, — Наверное, потому, что люблю все испанское.
Он читает нараспев стихи Гарсии Лорки:
Конечно, поехать так далеко у Антуана, как и у великого испанского поэта, нет ни времени, ни денег. Вот такая жизнь у Антуана. Встает он в шесть утра. Едет за продуктами. Потом принимает доставленный ему товар. Затем начинается подготовка к обеду, а после небольшого перерыва — к ужину, который, бывает, затягивается и за полночь, ведь желание клиента — закон. И независимо от того, придет к нему кто-либо или нет, надо быть готовым принять гостей, так, чтобы никому не отказать в обозначенном в меню блюде. И сохранять при этом хорошее настроение, со всеми, кто придет, поговорить, сказать каждому доброе слово. Ведь в ресторан французы идут не только поесть. Это — как выход в гости, к добрым старым знакомым…
Рынок Marche d’Aligre
Так рабочий день нашего «капиталиста» растягивается иной раз до четырнадцати часов в сутки. Зато он «сам по себе».
Во французских ресторанах оркестры, как правило, не играют. А тут как-то вечером слышу: у Антуана гремит музыка. Оказалось — свадьба. Одна за другой к ресторану подъезжали нарядные пары. Совершенно потерявшая от такого многолюдья голову Сюзетта тявкнула на невесту и тут же была отправлена на кухню. Антуан, весь торжественный, в смокинге и бабочке, сам больше походил на жениха, чем на владельца ресторана. Он был возбужден, весел и, судя по всему, счастлив, что так занят, что все кругом улыбаются. Прекрасно, когда твою работу ценят и ты, действительно, нужен людям. Может быть, это и есть счастье?
А мы, его соседи и болельщики, тоже радовались за него: наконец-то «В 15-м», что называется, негде яблоку было упасть.
Аптека (Pharmacie)
Теперь и в России на аптеках, как и на французских «фармаси», ставят зеленый крест. Он мигает либо горит только тогда, когда аптека работает. Ночами гаснет. Французы, в отличие от нас, сами лечиться не любят и не умеют. Мощная система медицинского страхования отдала их целиком и полностью на откуп врачам, а те передали их в руки аптекарей. «Пациент перед смертью потел? — спрашивает врач. — Ну, хорошо…» Этот анекдот я всегда вспоминал, наблюдая за тем, как в моей аптеке очередной месье Дюпон набирал полную авоську лекарств. Французы обожают лечиться на соцстраховскую халяву и берут все, что им по этой части положено, даже с верхом. В результате никто не остается в накладе: ни врачи, ни аптекари, ни больной. За все платит французское социальное государство.
Большинство лекарств отпускают только по рецепту врачей. Даже если это рецепт от российского врача, при условии, что название вашего «любимого» лекарства написано по-латыни. С одним аптекарем в моем квартале мы подружились на почве его любви к России: когда-то он там побывал, влюбился в русскую женщину, а заодно и во все русское и после этого всю оставшуюся жизнь предавался ностальгии, т. к. больше никогда нашу границу не пересекал. Имени я его не называю и адреса тоже, т. к. он регулярно совершал немыслимое по французским понятиям преступление — отпускал мне кое-какие невинные лекарства без рецепта либо по старым рецептам, что позволяло мне экономить деньги на врачах, а в советские времена — привозить домой друзьям дефицитные лекарства. У него в аптеке работали потрясающие фармацевты. Стоило сообщить им название нужного мне снадобья, как они тут же ныряли в подсобку и через минуту-две выходили с готовым тюбиком или упаковкой. Советы в таких аптеках, как правило, не подают, если только речь не идет о косметике, зубной пасте или витаминах. Но мой знакомый консультировал меня лучше любого врача. Так у меня появился еще один друг в нашем квартале. И время от времени, как это и принято, мы отправлялись с ним в один из местных ресторанчиков, где чудно проводили время за хорошей едой и ни к чему не обязывающим разговором. Так как он очень любил все русское, я его иногда приглашал в «Князь Игорь», один из немногих оставшихся во Франции по-настоящему русских ресторанов. Те знаменитые загульные кабаки, которые были в Париже до войны и потом еще кое-как держались до 70-х — 80-х годов, давно исчезли либо превратились в своего рода русские кабаре, как ресторан «Распутин» у Елисейских полей.
