Кофе и круассан. Русское утро в Париже - [27]

Ролан Дюма, бывший при президенте Миттеране эмиссаром по особым поручениям и министром иностранных дел, а затем председателем Конституционного совета, попал под следствие в 76 лет по обвинению в использовании своего служебного положения и взяточничестве. Обнаружилось, что через его банковские счета буквально за год, в бытность его министром иностранных дел, прошло 10 миллионов франков. Следователи довольно быстро выяснили происхождение этих денег и объявили, что Дюма получил их в качестве взятки за то, что дал «добро» на оформление сделки по покупке во Франции представителями Тайваня военных фрегатов. Дюма тут же попал под следствие и вся Франция, затаив дыхание, следила за тем, как этого аристократа таскали по судам и перемывали косточки ему и его любовнице, которая была еще и посредницей в сделке с тайваньцами. Другой министр из окружения Миттерана мультимиллионер Бернар Тапи, который владел одним из сильнейших марсельских футбольных клубов, потерял все свое состояние и отсидел три года в тюрьме за подтасовку результатов футбольного матча. И это только два примера, а их великое множество.

Французы все время судятся, отстаивая свои права. В год они получают 5 миллионов консультаций. Суды разных инстанций во Франции выносят 12 миллионов решений в год. 58 миллионов французов обслуживает целая армия адвокатов — около 20 тысяч человек и 12 тысяч судейских чиновников. Для русского человека пристрастие французов к разного рода процессам, слушаниям, судебной хронике и фильмам, посвященным судебным тяжбам и разбирательствам, не очень понятно. Да и сама лексика этого судебного жанра нам далеко не всем доступна.

Месье Дюпона, однако, хлебом не корми, но дай послушать репортаж из зала суда. Пусть даже не прямой — это не разрешается законом. Даже фотографии нельзя публиковать, только рисунки, которые выполняют специально подготовленные портретисты. Француз может даже не особенно интересоваться тем, например, чем закончится процесс по поводу очередного дела о взятках или об отмывании денег лидерами политических партий Франции. Для него важнее, что такие процессы идут. Получив подтверждение по телевидению того основополагающего факта демократического устройства, что все равны перед законом, он с удовлетворением отметит, что сегодня судят министра (депутата, сенатора, бывшего члена кабинет и т. д.) и спокойно переключится на футбольный матч.

Правовое общество по-своему формирует человека: если он знает свои права и обязанности и уверен, что одно другим ни ему, ни кому-либо подменить не позволят, он будет ощущать себя гражданином своей страны, а не бессловесным «винтиком» некого гигантского государственного механизма и будет действовать соответственно. Так что обращение «гражданин» во Франции — это не формальность, а нередко и призыв к гражданскому действию.

О том, что француз обязан быть прежде всего гражданином, а уже потом обывателем, ему напоминают как левые, так и правые партии. В этом — особенность наследия Великой Французской революции, детьми которой себя считают в равной степени и правые голлисты, и французские коммунисты. И в этом — залог национального согласия, благодаря которому в свое время удалось остановить якобинский террор, а затем термидорианский, организовать в годы войны с фашистской Германией французское Сопротивление, куда входили и правые, и монархисты, и коммунисты.

Французы чтят свои права и свободы. Для них — это святое. Как-то, проезжая мимо здания Национального собрания (нижняя палата французского парламента), я увидел репродукцию во всю стену первой страницы газеты «Орор», вышедшей за сто лет до того со знаменитым письмом Эмиля Золя «Я обвиняю!». В нем, как все знают, великий писатель выступил в защиту неправедно осужденного капитана Дрейфуса. Сто лет назад свобода слова во Франции тоже была гарантирована конституцией. Но нужно было иметь большое гражданское мужество, чтобы ею воспользоваться так, как это сделал Золя. Сто лет спустя французские парламентарии и правые, и левые единогласно решили французам напомнить, что это мужество необходимо Франции и ныне. Расхождения между правыми и левыми во Франции возникают лишь по части методов обеспечения социальной справедливости, прав и свобод граждан и достижения величия Франции. Но в том, что первое, второе и третье Франции абсолютно необходимо, у них никаких расхождений нет. В 2003 году, когда в финал президентских выборов вместе с кандидатом голлистов, президентом Шираком, неожиданно вышел Ле Пэн, лидер французского ультраправого «Национального фронта» и личный друг В. Жириновского, вся Франция вышла на улицы с призывом: «Ле Пэн не пройдет!». В России Жириновский и ему подобные могут сколько угодно, хоть публично, призывать к тому, чтобы «инородцев» выбросить из Москвы и вообще из России. Во Франции за это не просто сажают. За это могут набить морду. Подавляющее большинство французов впитывает веру в то, что все люди равны, если не с молоком матери, то с молоком, которое им дают в детском саду. Неудивительно, что социалисты и даже коммунисты проголосовали за правого Ширака, чтобы только не допустить к власти Ле Пэна, которого иначе, как «расистом и антисемитом», не называли. Хотя по сравнению с иными российскими «патриотами» он — просто гнилой либерал.