Кофе и круассан. Русское утро в Париже - [22]
«У французов чувство национальной чести всегда тлеет под пеплом. Достаточно лишь искры, чтобы разжечь его».
(Наполеон Бонапарт)
ВЫ: — Прекрасная сегодня погода, не правда ли?
ФРАНЦУЗ: — Да, вы правы, прекрасная.
ВЫ: — Однако, кажется она портится.
ФРАНЦУЗ: — Да, действительно, на горизонте виднеются тучки.
ВЫ: — Ну, что вы, это вам показалось. Небо чистейшее.
ФРАНЦУЗ. — Да, вы правы.
ВЫ: — Однако, если присмотреться, то все-таки тучки есть.
ФРАНЦУЗ: Да, если присмотреться, то есть.
И так далее. Точно такой же диалог состоится и при обсуждении политической платформы того или иного деятеля, чьей-то репутации, чьего-то нрава и характера, демократичности или отсутствия оной у того или иного государства. Француз будет спорить только с теми, кого он считает либо своими единомышленниками, либо противниками. С гостем он будет просто приятен во всех отношениях, и, если гостю нравится пороть чепуху, он ей поддакнет столь же «логично», как в вышеприведенном диалоге. Он исходит из того, что вы имеете полное право на любые взгляды и заблуждения и даже глупость, а переубедить собеседника за короткую встречу и обратить его в свою веру даже не стоит пытаться, портить же себе нервы в диалоге а-ля-рюсс, т. е. так, как это делают русские, споря до хрипоты по поводу и без повода, непрактично. Поэтому вы правы, когда говорите, что французы живут бедно. И правы, когда говорите, что они живут богато. Вы правы, если считаете, что при социализме русским жилось лучше. И вы правы, если пришли к выводу, что настоящая жизнь началась только при Ельцине. Ну, что с вами делать, если вы так считаете?! Это ведь еще не повод обвинять француза в лицемерии. Если бы вы были французом, то он бы с вами поспорил.
Французская учтивость, да еще умноженная на присущее тогдашним нравам полусвета лицемерие, еще у Фонвизина вызывала аллергию. Он писал в своих «Письмах из Франции»: «Почти всякий француз, если спросить его утвердительным образом, отвечает: да, а если отрицательным о той же материи, отвечает: нет». Фонвизин никак не мог понять, почему, когда он говорил с французами о большей у них по сравнению с другими народами вольности, они тут же отвечают: «Вы правы, француз рожден свободным!» Но стоит ему сказать, что вольности эти сплошь и рядом попираются, с ним снова соглашаются. И как: «Вы правы, сударь! Француз — раздавлен! Француз — раб!» Хлесткое перо Фонвизина не щадит поклонников политеса: «Если такое разноречие происходит от вежливости, то, по крайней мере, не предполагает большого разума… Надобно отдать справедливость здешней нации, что слова сплетают мастерски, и если в том состоит разум, то всякий здешний дурак имеет его превеликую долю. Мыслят здесь мало, да и некогда, потому что говорят много и очень скоро. Обыкновенно отворяют рот, не зная еще, что сказать…»
Фонвизин не понял, что французы обожают словесные игры, и нередко нарочно задирают собеседника, чтобы посмотреть, как он ответит на словесный выпад. Тренировки в острословии начинаются еще в детском саду и продолжаются всю жизнь. Важно поэтому не что скажешь, а как скажешь.
Французскую манеру себя вести с иностранцами многие часто воспринимают болезненно. Современных галлов обвиняют в отсутствии дружелюбия и даже в высокомерии.
Приведу из уже упоминавшейся книжицы для солдат США разъяснение французской модели поведения:
«В массе своей, в отличие от американцев (и также от русских. — Авт.), французы не относятся к тому типу людей, которые встречают незнакомцев словами: «Здорово, парни. Чертовски рад вас видеть!»
Французы нелегко сходятся с людьми. Они не склонны так доверять первому встречному, как мы. Они очень учтивы. И вместе с тем они куда большие формалисты, чем мы, в том, что касается общения и воспитанности (и в этом, как мы сказали бы, они напоминают китайцев). Француз уважает личную жизнь других и ожидает, что точно так же будут уважать и его личную жизнь.
Только естественно предположить, что иностранцы не столь дружественны, как соотечественники. И, в конце концов, очень непросто доказать свое дружелюбие на иностранном языке. Мудрецы считали, что «дружба — это умение желать и отвергать одно и то же».
Действительно, этому умению нелегко научиться даже, говоря на одном языке с тем, с кем ты хочешь подружиться. А уж, когда со своим непереводным уставом да в чужой монастырь! Мне часто приходилось доказывать своим знакомым, которые, пообщавшись с французами, находили их заносчивыми и недружелюбными, что это у них не от отсутствия доброты, а от воспитания.
Точно так же нелепо обвинять их в высокомерии. Они просто знают себе цену, и это — неотъемлемая составная часть их внутренней свободы. Нередко русские удивляются, когда слушают выступления самых простых людей с улицы по радио или телевидению, когда разговаривают с ними в гостях: «Надо же! Простой официант, а говорит, как профессор с кафедры без запинки и по делу!» Секрет тут прост. Избавившись от рабства гораздо раньше многих других народов, французы умеют носить себя гордо даже на нижних ступеньках социальной лестницы. Фонвизин отметил это еще во времена монархические, за 12 лет до Великой Французской: «Осмелюсь рассказать вашему сиятельству виденное мною в Монпелье, — писал он в письме графу Панину. — Губернатор тамошний, граф Перигор, имеет в театре свою ложу. У дверей оной обыкновенно ставился часовой с ружьем, из уважения к его особе. В один раз, когда ложа была наполнена лучшими людьми города, часовой, соскучившись стоять на своем месте, отошел от дверей, взял стул, и, поставя его рядом со всеми сидящими знатными особами, сел тут же смотреть комедию держа в руках свое ружье… Удивила меня дерзость солдата и молчание его командира, которого я взял вольность спросить: для чего часовой так к нему присоединился? «Потому что ему любопытно смотреть комедию», — отвечал он с таким видом, что ничего странного тут и не примечает».
В новой книге известного писателя и политолога Владимира Большакова подробно показано, что представляет собой «мировая закулиса» — этот зловещий альянс самых богатых и влиятельных олигархов планеты, лидеров мирового масонства и международного сионизма, а также обслуживающих их интересы государственных, военных и политических деятелей, руководителей западных спецслужб, ведущих ученых и журналистов.«Мировая закулиса» в наши дни выходит из тени и замахивается на суверенитет России и ее государственность, на право ее народа самим выбирать своих руководителей.
В новой книге писателя и политолога Владимира Большакова дан уникальный анализ глобальной системы сионистских организаций, которая активно используется лидерами международного сионизма как мощный рычаг влияния на политику и экономику ведущих мировых держав. Автор приводит малоизвестные факты становления Федеральной резервной системы США и роли в этом сионистского капитала.В начале 70-х годов XX века международный сионизм устами премьер-министра Израиля Голды Меир объявил «крестовый поход против коммунизма», выступив в роли ударной когорты антикоммунистических крестоносцев, мобилизованных Вашингтоном.
Владимир Большаков, писатель и публицист, известен своими острыми и глубокими исследованиями, посвященными современной России. Как он пишет в предисловии к этой книге, «Путин в 2018 году», – это прогноз-размышление на тему «Уйти нельзя остаться», где роковая запятая еще не проставлена. Есть ли Путину альтернатива, действительно ли он незаменим, как утверждают его ближайшие сподвижники, – либо кто-то из них втайне делает все, чтобы занять его место? Верно ли, что Путин так и останется «президентом по умолчанию», как бы ни пытались его свалить зарубежные ненавистники и их «пятая колонна» в России?Отвечая на эти вопросы, В.
В 1972 году в "Политиздате" огромным по нынешним временам тиражом в 100 тысяч экземпляров была издана книга Владимира Большакова "Сионизм на службе антикоммунизма", давно ставшая библиографической редкостью. Основанная на богатом фактическом материале, она убедительно доказывала враждебность сионизма, провозгласившего "всемирный поход против коммунизма", к Советскому Союзу.Но в те времена далеко не все можно было сказать об общей истории этого вопроса. Новая книга Владимира Большакова исследует корни родства и вражды сионизма и коммунизма, вскрывает роль международного сионизма в глобальной операции по завоеванию мирового господства.
Новая книга известного писателя Владимира Большакова посвящена одному из самых кровавых злодеяний ХХ века — убийству последнего Императора Российского и его семьи в Екатеринбурге, а также других членов Дома Романовых в Алапаевске в июле 1918 года. Прошло сто лет со дня совершения этого преступления, но многие его обстоятельства до сих пор не выяснены. Именно поэтому по настоянию Русской православной церкви следствие по делу о цареубийстве было возобновлено, чтобы определить подлинность «царских останков» и проверить версию о ритуальном характере преступления. Автор рассказывает о том, как и по чьему заказу готовили это преступление три брата Свердловых — председатель ВЦИК Яков Свердлов, американский банкир Вениамин Свердлов и полковник французской армии, разведчик и масон высоких степеней посвящения Зиновий Свердлов (Пешков), какую роль сыграл в этом воротила сионистского капитала Якоб Шифф, а также знал ли об этом Ленин и другие лидеры большевиков.
Журналист-международник Владимир Большаков хорошо известен ставшими популярными в широкой читательской среде книгами „Бунт в тупике“, „Бизнес на правах человека“, „Над пропастью во лжи“, „Анти-выборы-2012“, „Зачем России Марин Лe Пен“ и др.В своей новой книге он рассматривает едва ли не самую актуальную для сегодняшней России тему: кому выгодно, чтобы В. В. Путин стал пожизненным президентом. Сегодняшняя „безальтернативность Путина“ — результат тщательных и последовательных российских и зарубежных политтехнологий.
В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.
В своей книге, ставшей частью канонического списка литературы по постколониальной теории, Дипеш Чакрабарти отрицает саму возможность любого канона. Он предлагает критику европоцентризма с позиций, которые многим покажутся европоцентричными. Чакрабарти подчеркивает, что разговор как об освобождении от господства капитала, так и о борьбе за расовое и тендерное равноправие, возможен только с позиций историцизма. Такой взгляд на историю – наследие Просвещения, и от него нельзя отказаться, не отбросив самой идеи социального прогресса.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.