Кодекс звезды - [7]

Может вы, Владимир Ильич, и правы, гудел с трибуны Шляпников. Но только какая же это к чертям собачьим диктатура, когда верховодят на фабриках и заводах всё те же капиталисты?

А что, Александр Гаврилович, спрашивал Ленин. Может, есть у тебя на примете хотя бы один рабочий, который и производство наладить сможет, и денег для этого найдёт, и домой после смены не заторопится, а прирежет к своему рабочему графику ещё часика три-четыре? Нет, батенька, если мы не хотим, чтобы встали наши фабрики и заводы, то – не везде, и тебе это хорошо известно, есть у нас и полностью национализированные предприятия – будем терпеть ради общего блага капиталистов, пусть себе верховодят! А диктатура будет выражаться в контроле над капиталистами со стороны трудящихся, посредством отторжения в пользу трудового коллектива неделимого пакета акций предприятия в размере не ниже блокирующего пакета – так называемой «коллективной собственности».

Это всё прекрасно, вновь лез на трибуну Троцкий. Но как нам всё-таки быть с Мировой революцией?

Да нормально всё, отвечал Ленин. Мировая революция – дело стоящее. Будем её всемерно поддерживать. В первую голову примером социалистического строительства в нашей собственной стране. Ну и ещё чем-нибудь… Но только не военной силой! Вы ведь понимаете, Лев Давидович, что революция – дело внутреннее, и поддержка её из-за рубежа путём прямого военного вмешательства – это уже интервенция, а мы с вами люди мирные.

Так теперь виделись делегату I съезда РКП Николаю Ежову события почти годичной давности. За точность высказываний он, разумеется, поручиться не мог, а вот за смысл, да, ручался. Так и отметим: с его слов записано верно.

* * *

Жехорский испытывал неловкость. Как он ухитрился недооценить трудности, которые, как оказалось, мужественно преодолевали его товарищи?

Потому и рылся Михаил Макарович в памяти, пытаясь отыскать моменты, когда он так оплошал. Вот Ёрш упрекнул его за то, что он «сдал», как выразился Николай, пост наркома обороны Троцкому. Но разве момент того не требовал? После I съезда РКП Троцкий хотя и уступил Ленину в борьбе за главенство в партии, но силу за собой почувствовал немалую (почти 40 % от числа делегатов, если сложить «интернационалистов» и «трудовиков»). Стал Лев Давидович на посту наркома иностранных дел позволять себе совершенно непозволительные вольности, идущие в разрез с согласованным между ВЦИК и Совнаркомом российским внешнеполитическим курсом.

Начал Троцкий с того, что во время официального визита в Софию чуть не поссорил Россию с Болгарией. Во время переговоров и прочих официальных приёмов говорил хотя и дозволенные речи, но вид при этом имел такой, будто прямо перед этим отведал клюквы, да без сахара. Зато на митинге болгарских коммунистов (после создания РКП компартии стали плодиться по всему миру, как грибы после дождя), стоя на трибуне рядом с Димитровым, толкнул пламенную речь, чем ввёл болгарский истеблишмент в состояние грогги. И полетели телеграммы. Из Софии в Москву с обидой и лёгким испугом. Из Москвы в Софию успокаивающие (в адрес правительства) и раздражённые (в адрес наркоминдел). Троцкий тем временем явился в штаб командующего Русским экспедиционным корпусом в Болгарии генерал-полковника Деникина. Начал сразу с того, что подвёл генерала к окну и указал на море знамён и транспарантов, колышущееся над запрудившими улицу колоннами демонстрантов (сторонники компартии занимались тем, что много десятилетий спустя, вполне может статься и в ЭТОМ времени, назовут подготовкой к «цветной» революции).

Деникин от визита Троцкого пребывал в дурном расположении духа, потому решился на столь же дурную шутку.

— Прикажете разогнать? — мрачно усмехнулся генерал.

Троцкий возмущённо блеснул стёклами очков, но от резкой отповеди удержался.

— Нет, генерал, этого я вам не прикажу. Подобные действия были бы справедливо расценены болгарской стороной, как прямое вмешательство в их внутренние дела. А такого мы с вами позволить себе не можем!

— В таком случае, — растерялся от столь правильных речей Деникин, — мне не ясна цель вашей демонстрации (говоря иными словами: какого чёрта ты меня тогда к окну-то подвёл?).

— Тут как раз всё просто, — тоном человека, обладающего превосходством над собеседником, произнёс Троцкий. — Раз мы оба понимаем, что лезть в болгарские дела нам не след, так давайте и не будем этого делать!

Троцкий продолжал говорить, наслаждаясь видом всё более и более обалдевающего генерала. Посчитав, что сполна рассчитался с Деникиным за солдафонскую шутку, прозвучавшую в начале беседы, Троцкий перешёл к сути своего визита.

— Я думаю, будет правильным, если российская военная форма в эти неспокойные дни не будет мелькать на софийских улицах.

— Понял, — кивнул Деникин. — Немедленно распоряжусь отменить увольнительные для рядового состава, а командиров всех рангов прикажу перевести на казарменное положение.

— И уберите с улиц наши военные патрули, — посоветовал Троцкий.

— Непременно, зачем они там в таком разе нужны? — согласился Деникин.

— И отзовите охрану со всех объектов военной инфраструктуры, которые находятся под нашим контролем, включая арсенал, — очень будничным тоном продолжил Троцкий.