Кодекс принца. Антихриста - [48]

Я позвонила. Дверь открыла какая-то женщина в фартуке.

– Вы мать Христы? – спросила я.

– Нет, я приходящая прислуга, – ответила она, несколько опешив.

– А доктор Билдунг дома? – наобум продолжала я.

– Он не доктор, а директор заводов Билдунга. А вы кто?

– Я подруга Христы.

– Так вы хотите видеть мадемуазель Христу?

– Нет-нет! Я готовлю ей сюрприз.

Если бы я выглядела повзрослее, она бы, наверное, вызвала полицию.

Дождавшись, когда дверь закроется, я украдкой сделала несколько снимков фасада.

Потом зашла в один из тех баров, которые успела обойти, и сказала, что мне надо позвонить. Около телефона взяла справочник и в желтых страницах нашла: «Заводы Билдунга: фосфаты, химикаты, удобрения». Одним словом, процветающий отравитель окружающей среды. Я переписала все эти сведения, включая перечень и местонахождение заводов.

Почему маме сказали в справочной, что в этом районе нет никого по имени Билдунг? Может, заводы Билдунга здесь так знамениты, что само слово перестало восприниматься как фамилия живого человека и превратилось в марку фирмы, как Мишлен в Клермон-Ферране?

Больше мне было нечего делать в этом городе зла, и я села в брюссельский поезд. День прошел не зря. За окном вагона валил снег.

Через два дня снимки были готовы.

Мне было как-то стыдно выкладывать родителям всю правду. Противно быть ищейкой, и я никогда не стала бы уличать Христу во лжи – не всякий обман достоин порицания, – если бы это не было единственным средством помешать ей подмять под себя нас всех.

Я позвала маму с папой в свою – бывшую! – комнату, все им рассказала и показала фотографии внушительного дома Билдунгов.

– Ты что, частный сыщик? – презрительно сказал папа.

Я заранее знала, что окажусь виноватой.

– Я бы и не подумала копаться в Христиных делах, но она распускает о вас гнусные сплетни.

Мама была потрясена.

– Это просто ее однофамилица, – сказала она. – Тоже Христа Билдунг, но другая.

– У которой есть дружок Детлеф, но другой? – ответила я. – Какое совпадение!

– Возможно, у нее есть свои причины, чтобы скрывать правду, – предположил папа.

– Какие же? – спросила я, почти восхищаясь про себя его стремлению оправдать Христу.

– Надо спросить у нее.

– Чтобы она опять наврала?

– Больше она не будет лгать.

– Врала-врала и вдруг перестанет, с чего бы это?

– Мы ее поставим перед фактом.

– И это, по-вашему, на нее так подействует? А по-моему, наоборот, она еще чего-нибудь наврет.

– Может, у нее своеобразный комплекс, – рассуждал папа. – У богатых людей это тоже бывает. Мы не выбираем свое происхождение. Наверное, она его стесняется. И вообще, это не такая страшная ложь.

– Тогда как же Детлеф? – возразила я. – Концы с концами не сходятся. Вот уж кто был бы при таком раскладе в самый раз: простой парень, симпатяга, уж он-то точно не из буржуазной среды. Если у нее такой комплекс, как ты говоришь, зачем ей надо было что-то про него придумывать? Сочинять этакого прекрасного, благородного и загадочного рыцаря? Нет, прибедняться из чистой скромности – на Христу это не похоже.

Я показала им фотографию Детлефа. Папа разглядывал ее с кривой усмешкой. А мама, взглянув на физиономию Детлефа, с отвращением вскрикнула и громко возмутилась:

– Зачем же она нас обманывала?

Так, одну союзницу Христа потеряла. Но, значит, в маминых глазах выбрать себе в дружки парня с поросячьим рылом – гораздо хуже со стороны Христы, чем петь песни о своем пролетарском происхождении, чтобы нас разжалобить!

– Ну, россказни про Детлефа – просто смешные детские фокусы. А что касается остального, Христа, может быть, не так уж и солгала. Вполне вероятно, что она сама зарабатывает на учебу, чтобы ни в чем не зависеть от своего отца-фабриканта. Доказательство тому – что ее избранник не из буржуазного круга.

– Но живет-то она у родителей, – сказала я.

– Ей всего шестнадцать лет. Может, она привязана к матери, к братьям и сестрам.

– А что, если не гадать и не выдумывать романтические истории, а взять и позвонить ее отцу?

По папиному молчанию мама поняла, что ему эта идея не по душе.

– Если ты не позвонишь, я позвоню сама! – сказала она.

Когда месье Билдунг подошел к телефону на другом конце провода, папа включил громкую связь.

– Вы тот самый месье Дрот, отец Бланш, – проговорил ледяной голос. – Понятно.

Что ему понятно? Во всяком случае, он знает о нашем существовании. Учитывая пристрастие его дочери врать всем и обо всем, я этому удивилась.

– Простите, что тревожу вас на работе, – бормотал, умирая от неловкости, папа.

Они обменялись парой вежливых фраз, а затем фабрикант Билдунг резко сказал:

– Послушайте, месье Дрот, я, конечно, рад, что моя дочь устроилась у вас, в семейной обстановке. В наше время это гораздо спокойнее, чем знать, что она живет одна и предоставлена самой себе. Но я все же считаю, что вы несколько злоупотребляете сложившейся ситуацией. Вы заломили дикую плату! Любой другой отказался бы снимать за такие деньги раскладушку в комнате прислуги. Да и я согласился только потому, что дочь очень просила. Вы же знаете, она обожает Бланш. Я понимаю: вы учитель, а я крупный предприниматель. Но все имеет предел, и, пользуясь случаем, заявляю вам, что прибавку, которую вы запросили после Рождества, я платить не собираюсь! Всего хорошего.