Кодекс Ордена Казановы - [38]

— А зачем тебе про то знать? — насторожилась бабка Петровна.

— Да я думаю, не ради ли выкупа его похитили? Вдруг звонка надо ждать со дня на день?

Старая женщина машинально смяла салфетку пополам. Лёхин даже забеспокоился, не сломает ли её — такой твёрдости крахмальность.

— Не хочу говорить о том, Лёшенька, потому как не думаю, что… — Она запнулась и отчаянно махнула рукой: — Дар у Ромки! В роду нашем через поколение передаётся. Слишком он уж им бесшабашно пользовался, за что и получал. Да ты и сам-то прошлую весну, небось, помнишь, как побили его страшно. Вот и думаю, не из-за того ли пропал. Да ведь и дар-то никчемный — для него одного хорош! Кому? Чего с него?.. Нет, Лёшенька, из-за другого он пропал да не сгинул бы.

Говорила она сумбурно, обо всех думушках, видимо, сразу, что передумала за все эти дни. И почему-то у Лёхина потихоньку начало складываться впечатление: Ромкин дар, о котором бабка Петровна наотрез отказывается говорить, считая его постыдным баловством, и есть главная причина исчезновения мальчишки.

Пообещав вернуть фотографии, как всё закончится, Лёхин вернулся в свою квартиру, где обнаружил на кухне совершенно обалдевшего Данилу — водителя Егора Васильевича. Он сидел за столом, округлив глаза на тарелку с кусками пирога — остатки-сладки от бабки Петровны.

— Привет! — сказал Лёхин. — Приятного аппетита!

— Привет… Спасибо…

— Пирогов не хочешь? Давай я тебе быстренько бутербродов наделаю. Или — подожди-ка…

— Лёха, ничего не надо! — вскочил Данила и попытался обойти хозяина, чтобы сбежать.

С подоконника Елисей грустно сказал:

— Меня Шишики предупредили, что Данила идёт. Я ему чаёчку налил, тарелки с пирогами-печеньем расставил, да один кусок в тарелку на его глазах-то и положил.

— Так, Данила, — чуть с угрозой сказал Лёхин. — Посуду привёз?

— Привёз! — послушно откликнулся водитель.

— Дверь ко мне открытую видел — со звонком зашёл?

— Со звонком.

— В зале с компьютерщиком поздоровался?

— А… Э… Ага.

— Что он тебе сказал?

— А… Хозяин на минутку вышел, сейчас будет.

— Потом на кухню пошёл.

— Пошёл! Посуду-то оставить надо!

— Я тебе чаю приготовил, — проникновенно сказал Лёхин, — думал: голодный придёт — угощу человека, а ты!.. Бежать!..

— Лёха, честно-честно, не хотел обижать, да ведь времени в обрез!

"Кажется, это называется "перевести стрелки", — подумал Лёхин, — теперь Данила будет думать не о том, как на его глазах пирог взлетел в воздух, а приземлился в тарелке, а о том, что он обидел гостеприимного хозяина. Тоже нехорошо…"

— Ладно, Данил, делаем так. Я недавно новый рецепт пиццы испробовал. Будешь у меня подопытным кроликом.

— Буду. Куда деваться, — облегчённо улыбнулся Данила.

Мужчины пожали друг другу руки, вернувшись к обычным, дружеским отношениям. Лёхин вручил Даниле два пакета пиццы на батоне и проводил его до двери.

— Лексей Григорьич, — виновато позвал Елисей.

Но Лёхину уже было не до обмусоливания неловкой ситуации.

— Знаешь, Елисей, у правнука Петровны, оказывается, есть какой-то дар, — задумчиво сказал Лёхин и спохватился: — Да, чуть не забыл. Никодим кланяется, передаёт приветы и, возможно, сегодня будет к чаепитию.

— За приветы благодарствую.

— Дар, — пробормотал Лёхин и сощурился, соображая: — Данила только-только отъехал — значит, Егор Васильич ещё в офисе. Ближе к вечеру, как просили, звонить резона нет. Позвонить сейчас — спросить?

Елисей вынул из длинного кармашка рубахи десятикопеечную монетку, подбросил. Монетка упала на стол, покатилась между тарелками и наткнулась на чашку не выпитого Данилой чаю. И — встала ребром. Лёхин нетерпеливо зарычал, а Елисей топнул ногой по столу. Монета свалилась.

— Звони, Лексей Петрович. "Орёл" тебе выпал.

И Лёхин позвонил. Егор Васильевич взял трубку после второго гудка.

— Да, Алёша, слушаю тебя.

— Добрый день, Егор Васильевич. Мне передали, чтобы я позвонил вечером, но у меня срочный вопрос: у вашей Лады нет никакого необычного дара?

Почти через минуту молчания Егор Васильич откликнулся:

— Да какой дар может быть у деревенской девчонки? Лада тихая, очень спокойная. Когда говорили с нею — всё глаза вниз, пугливая да застенчивая. И мать подтвердила: скромница, чуть не монашка, на парней внимания не обращает, во всём ей, матери то есть, помогает по дому, старательная… А с чего такой вопрос?

— Прорабатываю все версии, — туманно ответил Лёхин.

Старик его понял.

— Сглазить боишься, сказав раньше времени? Ладно, Алёша, договоримся так: если будет что новое — звони, помощь нужна — звони. Но и без известий меня не оставляй.

— Хорошо, Егор Васильевич.

19.

Они такие разные, думал Лёхин. Ромка, яркий и общительный, открыт всему миру. Лада замкнута и похожа на серую мышку. Вот главная разница между ними. А главное сходство — оба пропали в один день. Есть ещё одно сходство, только Лёхин боялся, что притянуто оно за уши: монашеский капюшон Ромки — и монашка, по мнению Комова-старшего, Лада.

Он вытащил снимок Лады, подвинул его к разложенным на столе фотографиям Романа. Да, земля и небо. Полная открытость и полная замкнутость. А если предположить, что у них обоих есть какой-то дар? Но Ромка — мальчишка, ему нравится его использовать. А Лада хоть и старше его на год, но психологически взрослее на несколько лет. Слышал Лёхин: есть такая теория, что девочки взрослеют быстрее. Что, если у неё тоже есть дар, она о нём знает, но прячет?