Кодекс Ордена Казановы - [14]

… А Шишик, крадучись от хозяина, спрыгнул на стол, спрятался между тарелками с тортом и принялся плести плетёнки-вязанки. Но не снотворные, какие однажды сделали домовые. Между мужчиной и женщиной протянулись яркие сияющие лучи — сильные, крепкие. Эти двое ещё не подозревали, что не влюблены, как им казалось, а любят по-настоящему. Знал только Шишик и немедленно использовал ситуацию по-своему.

— … Пойду попрошу ещё кофе, — сказал Лёхин, поднимаясь. — Не убегай!

— Время ещё есть, — улыбнулась Аня.

Шишик вскарабкался по руке женщины — и первая плетёнка, словно шаль, закутала её плечи. Вернулся Лёхин — кольчужной шапочкой вторая плетёнка облепила его голову. Шишик оглядел обоих, беззвучно, но гордо прошамкал что-то и утоп в кармане Лёхиной куртки, висящей на стойке.

Всё. Эти двое могут ругаться, ссориться, дуться друг на друга, но любая мелочь в их отношениях будет их же собственной. А со стороны… Ни один враждебный взгляд не внесёт разлада в жизнь двоих, поскольку теперь они — отдельное государство, отдельная крепость с высокими, надёжными стенами… Шишики многое знают, о многом догадываются или подозревают. Они не всегда понимают, почему делают то или иное. Но когда в огромном мире начинает что-то изменяться, Шишики интуитивно делают то, что нужно хозяевам.

7.

Пока Лёхин доехал до главного корпуса педуниверситета, дождь чуть успокоился и лишь висел в воздухе почти невидимой влажной паутиной. До худграфа, корпус которого расположился далеко на задворках от главного здания и где училась на дизайнера Лада, Лёхин дошёл, не открывая зонта, но на широкое крыльцо, по счастью, с широкой же крышей пришлось заскочить буквально с разбега: дождь из моросящего в одно мгновение рванул ливнем. Так что не пришлось искать причины остановиться на крыльце на неопределённо долгое время.

Лёхин с улыбкой принадлежащего к особому племени спасающихся от дождя кивнул компании ребят весьма разношёрстного вида: от импозантного через нейтрально-обыденный до расхристанно-бродяжьего. Кто-то из компании тоже кивнул и улыбнулся, кто-то не обратил внимания. Но все, как один, дружно захохотали, когда на крыльцо один за другим влетели качки в лёгких спортивных костюмах. Один из них, будто не слыша хохота, снял прилипшую к телу майку и принялся выжимать её. Художники мгновенно примолкли и уважительно принялись изучать рельефы напряжённой спины, перебрасываясь названиями отдельных мышц и жалея, что нельзя некоторые фломастером расписать и посмотреть как они будут двигаться на живом теле… Качок, не оборачиваясь, что-то бормотнул в их сторону — и художники снова покатились в заразительном смехе… Лёхин усмехнулся: старшекурсники, почти профессионалы, — ишь, как солидно обсуждают "материал" по практической анатомии.

Но, впрочем, он и сам увлёкся. Надо бы осмотреться и подумать, с чего начать расследование. Итак, осмотр места, где часто бывала пострадавшая…

Под ухом что-то бормотнули.

Лёхин онемел. Шишик?! Он что — всё время был рядом?! И в кафе тоже?..

Медленно повернув голову, Лёхин скосился на плечо. Шишик сидел, нахохлившись и глядя на хозяина честными глазами.

"Две недели без посторонних глаз, — безучастно подумал Лёхин. — Две недели я чувствовал себя совершенно свободным… А теперь вот этот шпион-шишмарик расскажет и покажет всё, что я прятал, так называемым домочадцам…"

Почему-то сразу почувствовалась и тяжесть промокшей одежды, и странная, какая-то всеобщая усталость…

Шишик хрюкнул. Лёхин с усилием, не пытаясь даже напрягать лицевые мышцы, чтобы хоть как-то скрыть тяжёлую обиду, снова взглянул на "помпошку". Та хлопнула глазищами и старательно, крепко-накрепко зажмурилась.

Благо, что стоял на краю бетонной плиты, изображающей крыльцо корпуса, Лёхин мог позволить себе обернуться и прошептать:

— Не расскажешь?

Шишик медленно, цепляясь лапами за все швы куртки, съехал к нагрудному карману и протиснулся под клапан.

Чувствуя то ли свободу, то ли просто облегчение, Лёхин некоторое время смотрел на монотонно гремящий по карнизам дождь. Да так глубоко ушёл в созерцание, что не сразу расслышал странной тишины на крыльце. И потому обернулся легко, собираясь продолжить ненавязчивое общение с компанией студентов. И — остолбенел.

На крыльце, шагах в трёх от двери, стояла девушка (с таких, наверное, рисуют красавиц для сказочных иллюстраций) — прелестная, с наивно-кукольным глазастым личиком, в облегающей стройную фигурку черной одежде с разрезами до бедра и с неожиданно вызывающим декольте, она уверенно стояла на высоких шпильках…

Девушка мельком бросила взгляд на Лёхина. Тот улыбнулся в ответ, уже приходя в себя, и хотел было снова глянуть на дождь… Но…

Художники, тесно сплочённой компанией, хмуро и молчаливо смотрели на девицу. Странно, но в глазах многих из них ясно проглядывала враждебность. А вот физкультурники суетились вокруг неё, словно свита на выходе королевы. Один, например, счастливо млея, держал в руках маленькую дамскую сумочку и плотную папку на тесёмках, в которой озадаченный Лёхин вдруг узнал папку для нот. Пришлось бросить взгляд на вывеску корпуса, чтобы уточнить то, что давно знал, но как-то сегодня пропустил: здесь не только худграф, но и музпед… Второй физкультурник трепетно распахнул позади девицы длинный плащ, помогая надеть его.