Кодекс Охотника. Книга II - [2]

— Пока что? — удивленно приподнял бровь.

— А вы что, не знали? У вас фактически нет ничего, кроме имени, а значит, ваше положение висит на волоске. Таких, как вы, легко могут лишить титула. А знаете, тут у вас такой залет, что я уже две бумаги написал куда надо с таким прошением.

Какой он наивный. Не знает, что если это так, то он завтра умрет в своей постели, а мне назначат нового следователя.

Я своим видом показывал только, что мне скучно. А он все ждал, когда выведет меня на эмоции. Уверен, что тут везде есть камеры, и он очень старается. Но видя, что ничего не получается, он потянулся за документами.

— Прежде, чем мы приступим, я хочу уточнить некоторые вопросы, — внимательно уставился он в бумаги. — У меня здесь написано, что ваш отец погиб, а мать после этого работала в борделях Европы. — Какой же он умный, однако... Решил молодого пацана так тупо развести. — Можете для заполнения информации назвать европейские бордели, в которых она работала?

И главное, как завернул — «там написано», то есть, это не его мнение, а просто кто-то мог и ошибиться, как окажется после того, если я нападу на него.

Увы, для него, матери своей я не знал, и лучше бы и отца не знал.

— Хм... — делаю вид, что задумался. — Я вырос без матери, и ничего не знаю о месте ее работы. Но если вам эту информацию сообщила ваша мать или жена, то вам лучше у них уточнить названия. Я, увы, здесь не могу вам ничем помочь. Или дочь?

О! Попал! На слове дочь он сжал зубы, значит, вот где его больное место.

— Кстати, а не хотите сообщить мне свою фамилию? А то насколько мне известно, в обществе принято представляться при знакомстве, — начал действовать ему на нервы. — Или вы не обучены грамоте и этикету?

— А ты дерзкий и глупый...

— Ну, Журавлева Татьяна не считала меня глупым, а очень даже умным и милым, — глядя прямо в глаза, говорю ему с явной усмешкой на лице. — Чего такое, Журавлев? Плохо? Водички принести?

Шнырька молодец, вытащил из его пиджака, висевшего на вешалке кошелек, в котором и хранилось подписанная семейная фотография и кольцо. Его кольцо у него на пальце, а значит оно принадлежало его жене.

Скорее всего, она его бросила... или умерла... Ну, я могу ему помочь воссоединиться с ней, если та мертва. Отправлю к ней, если будет так явно проявлять свою агрессию в мою сторону.

— Не зарывайся, щенок! — крикнул он мне, но быстро взял себя в руки, разве что вены на лбу говорили об обратном. Ауру свою потушил сразу, значит, не слабый. — Вот, полюбуйся! — швырнул он мне, практически, в лицо бумаги, которые я легко словил.

Так, и что это он мне передал? Поглядим...

Ага... Угу... Хм... Ясно...

— Нападение, избиение, причинение тяжких телесных, и унижение уважаемых людей. Еще хулиганство, нанесение вреда личному имуществу, оскорбления, не забудь про вандализм, и угрозы расправой их семьям, — он аж лучился довольством, когда произносил все это.

Значит, те сынки купцов затаили на меня обиду, и решили отомстить, ну-ну... Очень зря...

— Я так понимаю, вас купили, — не спросил, а утвердительно сказал я. — Передайте им, что они могут дружно пойти все нахер! Да, и последнюю бумагу можете оставить себе на память, — швырнул я бумаги ему обратно, он еле поднял руки, чтобы те не попали ему в харю.

— Сержант! — заорал мужик во всю глотку, и в кабинет вбежал молодой парень. — Почему преступник не в наручниках? Он напал на меня! Быстро заковать его в анти-магические наручники и отвести в камеру строгого оберегания.

— Какой нервный у вас пухляш тут сидит, — хмыкнул я и поднялся, давая понять, что может отвести меня в камеру.

Наручники на меня почему-то не надели — редкая эта штука, и дорогая, а повели под конвоем в мою новую камеру. Отлично, блин...

Убью сучков, как только выйду... Эти мелкие ублюдки написали на меня заявление, и купили этого надутого следователя.

А последней бумагой, которую я кинул ему в лицо, были требования по снятию обвинений. Подумать только, они хотят публичных извинений и покаяния, чтобы я признал свою вину и заявил, что осознал, насколько был не прав. И за это семь лет готов служить купеческой семьей Тагиловых, того самого сынка, которого я заставил обоссаться на коленках.

А ведь хана им... Они еще не поняли, на кого решили наехать. Понятно, что там денег много, вот и ощущают себя вершителями судеб.

Эх... Жаль, что у меня все личные вещи при входе отобрали, а то хотелось позвонить Андросову и попросить, чтобы его папа всё-таки прислал кавалерию. Чисто поржать...

А еще меня посадили в общую камеру, что абсолютно точно было запрещено законом. Это даже я знал!

— Эй, новенький, а ты чего не здороваешься? — лысая детина хамоватым образом подошла ко мне, и положила руку на плечо.

— Так ты посмотри, Малыш, к нам занесло благородного господина! — обрадовался беззубый, который нарезал яблоко ножом.

— Ага, привет! — на автомате отвечаю этому малышу, и сразу пробиваю его в солнечное сплетение.

Не помог ему его кривой доспех. Доспех — это целое искусство. Его нужно правильно создавать и плести. Парочку неверных вливания энергии, и он не будет защищать, как надо.

Вот у него он был ужасный, и сразу сломался.