Кодекс чести Вустеров - [5]

Это был старикашка Бассет. Собственной персоной.

* * *

Вустеры обладают одной чертой характера, о которой всё говорят: бульдожьей напористостью и хваткой. Человек слабовольный на моём месте попытался бы удалиться из магазина на цыпочках и как можно скорее скрыться за горизонтом, но я не сделал ни шагу назад. В конце концов, что было, то прошло. Разорившись на пятёрку, я сполна заплатил свой долг Обществу, и мне не следовало бояться этого старого сморчка. Поэтому я остался стоять у двери, исподтишка за ним наблюдая.

Когда я вошёл, он обернулся и бросил на меня быстрый взгляд, и с тех пор всё время наблюдал за мной краешком глаза. Я не сомневался, вскоре мозги у него сработают, и он вспомнит, что молодой человек незаурядной внешности, изящно опиравшийся на зонтик на заднем плане, был его старым знакомым. И точно, как только тип за прилавком удалился в заднюю комнату, старикашка подошёл ко мне и, сверкая своими лобовыми стёклами, осмотрел с головы до ног.

- Так, так, - произнёс он. - Я вас знаю, юноша. У меня прекрасная память на лица. Однажды вы мне попались.

Я слегка поклонился.

- Но только однажды. Это приятно. Получили хороший урок? Стали жить честно? Замечательно. А теперь вспомним, за что же я вас осудил. Только не подсказывайте. Я никогда ничего не забываю. Ах да, конечно, за воровство сумок.

- Нет, нет, я:

- За воровство сумок, - решительно повторил он. - Как сейчас помню. Но не будем ворошить прошлое. Мы ведь начали новую жизнь, верно? Превосходно. Родерик, подойдите ко мне. Это вас заинтересует.

Его приятель, рассматривавший поднос, поставил его на прилавок и присоединился к нашей компании.

Я с самого начала подметил, что при одном взгляде на этого парня у кого угодно перехватило бы дыхание. Глядя на громадину семи футов ростом и шести в плечах (по крайней мере, такое впечатление создавал просторный ульстер) невозможно было отвести от него глаз. Казалось, Природа решила сотворить гориллу, но в последний момент почему-то передумала.

Впрочем, не только его внушительные размеры производили неизгладимое впечатление. Вблизи больше всего поражало крупное лицо с квадратной челюстью и намёком на усики, причем весьма тонким. Взгляд у него был свирепым и пронзительным. Короче, его ничего не стоило спутать с каким-нибудь диктатором.

- Родерик, - сказал старикашка Бассет, - посмотрите на этого человека. Он яркий пример того, что я всегда утверждал: тюрьма не ожесточает преступников, не портит их характеры, не мешает им подниматься по ступеням самих себя к сияющим вершинам совершенства.

Я узнал остроту - она принадлежала Дживзу - и удивился, где он мог её услышать.

- Посмотрите на него внимательно. Совсем недавно он получил у меня три месяца за то, что выхватывал из рук сумки на вокзалах, и, совершенно очевидно, пребывание в тюрьме оказало на него самое благоприятное действие. Он исправился.

- Да ну? - сказал диктатор.

Не стану спорить, «да ну?» звучит лучше, чем «ну да!», и тем не менее тон диктатора мне не понравился. Он смотрел на меня крайне подозрительно, если вы понимаете, что я имею в виду. Помню, мне тогда пришло в голову, что этот парень идеально подошёл бы для того, чтобы поиздеваться над кувшинчиком для сливок.

- С чего вы взяли, что он исправился?

- Естественно, он исправился. Судите сами. Выхолен, прекрасно одет, достойный член Общества. Не знаю, чем он сейчас занимается, но, совершенно очевидно, что не воровством сумок. Чем вы сейчас занимаетесь, молодой человек?

- По всей видимости, воровством зонтиков, - заметил диктатор. - Ваш он уже украл.

И я только собрался горячо запротестовать - и даже открыл рот, - когда внезапно у меня возникло ощущение, будто меня стукнули левее правого и правее левого уха чем-то тяжёлым, и я понял, что на самом деле сказать мне нечего.

Я имею в виду, я вдруг вспомнил, что вышел из дома без зонтика, однако в данную минуту я был в зонтике от нижней пуговицы жилета до пят. Что заставило меня взять этот предмет, прислонённый к креслу семнадцатого века, я понятия не имею, разве что тут сработал первобытный инстинкт, который заставляет цветы тянуться к солнцу, а homo sapiens без зонтика хватать первый, попавшийся ему под руку.

Естественно, как истинный джентльмен я обязан был принести свои извинения.

- Ох, ради бога, простите, - произнёс я, передавая злополучный предмет из рук в руки. - Мне очень жаль, что так получилось.

Старикашка заявил, что ему тоже очень жаль, и что он разочарован. Он сказал, подобные случаи не могут не нанести душевной травмы любому честному человеку.

Диктатор не преминул влезть в разговор. Он спросил, не позвать ли ему полисмена, и на мгновение глаза Бассета загорелись. Мысль о том, чтобы позвать полисмена, дорога сердцу любого судьи. В этом отношении судьи напоминают тигров, почуявших запах крови. Но старикашка покачал головой.

- Нет, Родерик. Не надо. Не хочу омрачать счастливейший день моей жизни.

Диктатор поджал губы, словно хотел возразить, что чем счастливее день, тем приятнее совершать добрые дела.

- Но, послушайте, - прерывающимся голосом сказал я. - Это досадное недоразумение.