Кодекс бесчестия. Неженский роман - [9]

Чернявин перестал понимать смысл слов. Заяц плел что-то о канадцах или немцах, с которыми на территории Самбальского надо строить завод мелованной бумаги. Это чё такое-то? Это для бабских журналов, что ли? На этом бабки можно делать? По словам Зайца, выходило, что можно. Бабские журналы – раз, обертки-фантики разные цветные для кондитерки – два, упаковка для парфюмерии, всякое рекламное барахло, какая-то высокая полиграфия. Где он слов таких нахватался? Заяц все трещал, что сейчас, дескать, Россия всю эту хрень по импорту завозит, а на Самбальском ее производить, мол, – самое милое дело. Подсовывал Александрову какую-то записку… Александров, понятно, слушал заячий треп вполуха, а Чернявин просто заскучал. Но тут Заяц выложил, видимо, свой главный козырь.

– …Тебе, Константин Алексеевич, за такой холдинг, в Кремле орден дадут. Где это видано, чтоб Россия с ее лесом качественную мелованную бумагу из-за границы возила?

– Ну, допустим… – прервал Александров Зайца. – Сорок миллионов, говорите? А подо что?

– Под залог его акций. Моих акций, то есть, – сглотнув, ответил Чернявин. Эту фразу ему произнести было труднее всего. – А когда сложим холдинг, за ваш кредит – акции. Корве… конверсируем… тьфу… Конвертируем ваш кредит в акции. В смысле обменяем… Как раз выйдет двадцать пять процентов.

Забавно, что такое простое понятие, как конвертация кредита, Чернявин объясняет ему, банкиру, чуть ли не на пальцах.

– Не верю я, Дима, в твои сто шестьдесят. Рисованная капитализация. – Александров отложил бумажку, поданную Зайцем. – Хочешь по-взрослому, давай по-взрослому. Больше двадцати пяти процентов вы отдавать не хотите. Понятно, почему. Да мне и самому больше не нужно. За двадцать пять процентов акций могу внести в капитал холдинга тридцатник. Вам нужно сорок, значит, последние десять миллионов – долг. А заемщик у вас кто?

– Листвянский комбинат… – снова сглотнув, выдавил из себя Чернявин.

– Какой же он заемщик, если вы его в холдинг вносите? Зачем мне на холдинге долг? Только на акционерах.

Заяц метнул взгляд на Чернявина и принялся объяснять Александрову, кто собственники Листвянки. Две компании Чернявина на Кипре, у них кроме Листвянки еще есть… Залоги – просто пальчики оближешь! Разве Заяц своему другу Александрову когда-нибудь туфту предлагал?

– Дим, – перебил его Чернявин. – Это что – мне на себя десятку вешать?

– Так не тюряги же, Юрочка! А живых хрустящих североамериканских миллионов!

– Мужики, у меня самолет скоро, – вмешался Александров.

– Константин Алексеевич, – затараторил Заяц, почуяв, что Чернявин с его упрямством и жадностью может погубить все дело, которое уже так славно складывается. – Если я говорю, что холдинг тянет на сто шестьдесят, ты мне, конечно, верить не обязан. Я за свой базар отвечаю, но пусть твои проверят! Вот оценка! Причем это без земли!

– Земля там ничего не стоит…

– Костя! У тебя же есть Олечка Красовская! Она же ничего не упустит, она крепкий профессионал. Пусть посмотрит, оценит.

– Ну, допустим. А доли в холдинге как делить предлагаете?

– У банка – двадцать пять, как вы и сказали, у нас с Дмитрием остальное пополам. Будете у нас, так сказать, гарант… – Чернявин не мог не вставить слова. В конце концов, он вносит не какой-то картонный завод и не эту самбальскую труху.

– Гарант… А что с директором Самбальского?

– Кость, я же уже объяснил, – Заяц, перебив Чернявина, сменил бодро-официальный тон на дружески-фамильярный. – Он нормальный мужик, у него цели в лесу помереть – нет. Без войны, без крови получит кэш, мы ему еще процентов пять оставим. Кому его акции будут нужны, если комбинат в холдинге окажется? Он и за треть цены отдаст, никуда не денется. Война никому не нужна.

– А где гарантия, что войны все же не будет?

– Слово офицера, – выдохнул Заяц.

Александров рассмеялся.

Директора Самбальского он припоминал – мужик солидный, но толком Александров его не знал. Да и этих толком не знает… Знает лишь, что Заяц – пройда, опасность чует, на гиблое дело не пойдет, но несерьезный. Чернявин, похоже, поосновательней. Хотя, с другой стороны, сорок миллионов деньги не великие, целлюлоза и упаковка – дело прибыльное. Ничем особо не рискует. Почему ему хочется помочь этому Чернявину Юрию Сергеевичу, которого он впервые видит? А почему бы и не помочь? «Все в моих руках, а двенадцать-пятнадцать годовых я при любой погоде получу», – прикидывал он.

– Ну, хорошо, давайте попробуем.

Александров встал из-за стола. Заяц с Чернявиным тоже поднялись. Он подошел к рабочему столу, нажал кнопку селектора:

– Оль, к тебе придут Заяц Дмитрий Андреевич, и… – взглянул на визитку, – Чернявин Юрий Сергеевич. Принципиально договорились о следующем, помечай…

– Константин, спасибо, вот увидишь, пойдет дело. В крайнем случае, если тебе надоест, мы тебя года через три-четыре выкупим. Хочешь, в соглашении акционеров обратный выкуп твоих акций сразу пропишем, – произносил Заяц проникновенно.

Александрова этот разговор веселил все больше. Даже раздражение и тревога из-за Катюни забылись.

– Пропишем, не сомневайся. Трофимов тебе все пропишет, и аудиторов пропишет, и многое другое, – рассмеялся он. – И в совет директоров крысу тебе посадим, которая печень выгрызет, можешь не сомневаться. Красовскую, например. Знаешь Красовскую? Ах, ну да, знаешь, конечно…