Кодекс бесчестия. Неженский роман - [8]

– Конечно. Проблемных долгов у нас всего под сотку, даже если со второй группой риска считать. Вообще, нам Тула платить когда-нибудь начнет?

– Во вторник еду к ним, буду разговаривать.

– Оборонка хуже всех, между прочим, кредиты возвращает. Ладно… даже если по гамбургскому счету, проблемных кредитов у нас, можно сказать, нет. Филиалы, загранпредставительства… Надо требовать цену с надбавкой в сорок процентов к капиталу. Mediobanca выкупает эмиссию в объеме двадцати пяти процентов, получаем банк почти в девять. Через пару лет…

– Да погоди ты, дай подумать.

Чтобы дотянуть пассивы до пяти миллиардов, надо набрать на клиентских счетах… – в голове Александрова защелкал счетчик. Банку нужен свежий капитал, поэтому итальянцы… Нужна высокая оценка, тоже понятно. А для этого нужен рост пассивов, то есть новые клиенты, новые счета, рост остатков на них. Нужен рычаг. В прямом и в переносном смысле этого слова. Нужна команда сверху. Мысль о том, чтобы через Португалова, тестя Скляра, дотянуться до «папы», Коле не первому пришла в голову. Значит, все правильно, и Скляр в Милан напросился вовремя. Звезды должны встать правильно, это его, александровские звезды, они по-другому встать просто не имеют права. А это значит, думал он, прикрыв глаза, что дело даже не в том, как через Скляра подкатить к «папе». Это, считай, уже сделано, раз задумано. Но новые пассивы, а вслед за ними и деньги итальянцев надо во что-то размещать. Ясно, что огромная их часть пойдет на кредиты той же оборонке, но и Скляр летит к ним в Милан неспроста, а с каким-то новым прожектом, и Заяц не случайно именно сегодня нарисовался. При новом раскладе холдинг Зайца вполне придется ко двору… Александров даже рассмеялся. Молодец, Заяц, просто молодец! С шутками-прибаутками, но как быстро убедил!

– Привет уроженцам независимой, но очень убогой страны Сри Ланка, – Александров не без удовольствия вспомнил, как Заяц с обычным выражением безмерной радости на лице ввалился в его кабинет. – Как здоровье сриланков? Они меня беспокоят больше, чем Гондурас.

– Привет Дим, садитесь. – Александров пересел за круглый стол, протянул мужику, вошедшему вслед за Зайцем, визитку. Пустился с Зайцем в разговор о Германии, Заяц принялся хвастаться, что скупает потихоньку акции Deutschebank. Александров, незаметно скосив глаз, глянул на визитку того, второго. Чернявин Юрий Сергеевич, президент ЗАО «Листвянский целлюлозно-бумажный комбинат», член общественного совета… член общества ветеранов, председатель православного общества… Мужик сидел набычившись, было ясно, что ему неприятен разговор Александрова с Зайцем, его совершенно не касавшийся. Ему неприятно, что его считают тут посторонним.

Чернявину, действительно, было неприятно. Он разглядывал Александрова исподтишка. Молодой еще, сороковник или чуть больше, а лысеет уже. И лоб, как у Карла Маркса. От таких бабы тащатся. А чего тащатся – непонятно. Интеллигент грёбаный. И стукачок впридачу. На роже ясно написано: стукачок. Конторский пацан-то, иначе как бы он себе такой банк сколотил…

– Константин Алексеевич, – Чернявин очнулся от того, что Заяц вдруг начал обращаться к Александрову по имени-отчеству. – Если позволишь, мы расскажем, какой проект мы хотели бы предложить твоему банку. Мы, считай, купили Самбальский комбинат.

– Погоди, – перебил его Александров. – «Считай» или купили?

– Константин, мы с Юрой, – Заяц кивнул на Чернявина, – купи… покупаем в Самбальском пятьдесят процентов. Часть акций у меня давно была, а тут… госдоля подвернулась… Теперь на двоих пятьдесят с хвостиком. С главным акционером – с директором – вопрос решаем. Но это он вчера был главным, теперь контроль-то у нас с Юрой.

– Можешь поконкретнее?

– Куда еще конкретнее? С директором Самбальского почти все уже оговорили. Его небеленая целлюлоза идет сейчас плохо, я его главный покупатель, он мужик понятливый и сговорчивый. Мудрый. Старый потому что.

Чернявин слушал, как вдохновенно врет Заяц. Александров наконец взглянул и на него:

– А ваш комбинат, Юрий Сергеевич, беленую целлюлозу производит, так?

– У меня, – Чернявин откашлялся. – У меня первая очередь выпускает беленую, а вторая – небеленую. Мой Листвянский комбинат – это пятнадцать лет моей жизни. Начинал я…

Александров слушал… цифры, тонны, вторая очередь, березовый баланс… Разглядывал Чернявина. Провинция, хоть и пообтесался. Голову в плечи втянул, смотрит исподлобья, вцепился судорожно в пошлую новенькую папку из крокодиловой кожи. Совсем мужик этот Зайцу не под стать. Тот – типичный шмузер, а этот свой комбинат по кусочку отвоевывал, собирал, лепил. По нему видно, что одиночка. Ощетинился весь, ощерился. Обложили, что ли? Почему-то рассказ Чернявина тронул Александрова. Захотелось помочь этому парню, не замечавшему, что он то и дело отирает шею платком и не переставая мнет папку. Надо бы его проверить со всех сторон. Либо за ним такие дела, что лучше и не соваться, либо прижали парня.

– Дим, а что от объединения получим? – вернулся он к теме.

– В точку вопрос, – Заяц тут же перестроился и пустился в новое длинное объяснение.