Код Зверя - [10]

Колючий изумрудный взгляд казался опасней приставленного ко лбу огнестрела. Чуть расширенные от сдерживаемой ярости зрачки и зарождающийся вихрь серебристых искорок манили, унося разум бойца в омут беспамятства.

Солдат стоял посреди безлюдной улицы. Чистенькие дома с наглухо зашторенными окнами, подметенные тротуары без малейшего следа мусора, высокие раскидистые деревья, усыпанные по — весенне — му сочными резными листочками. В конце улицы виднелась цветущая сирень, сплошь покрытая нежными бело — фиолетовыми бутонами. Этот город, без названия, без отличительных черт, мог оказаться любым населенным пунктом из прошлого. Если бы был живым. Но он мертв. Его небо, затянутое серебристо — стальными тучами с медленно пульсирующими, подобно человеческому сердцу, всполохами света, не дарило тепла. Давящая, вязкая тишина мешала сделать новый вздох. Душа рвалась прочь из тела, стонала от невыносимой тоски. Просила. Умоляла.

Короткий порыв безвкусного холодного ветра сорвал с сирени маленький бутон и на ласковых ладонях донес его до парня. Боец поймал это чудо и поднес к губам. Ни запаха, ни нежности лепестков. Тонкая бумага, притворяющаяся живым цветком.

Краем глаза он заметил движение за спиной и рывком развернулся, выставляя перед собой автомат. Легкое теплое дыхание коснулось его затылка, новый всполох ветра донес едва уловимые нотки лаванды. Тихий шепот, воспринимаемый не слухом, а всем дрожащим существом, нежным касанием проник в разум.

— Я знаю, что ты скрываешь… — бесплотный бесполый голос, вмещающий в себя весь спектр возможных эмоций и бесчувственный, механический одновременно.

— Кто здесь?! — солдат вновь развернулся, но за спиной его ожидали лишь безмолвные улицы мертвого города, потерявшегося в «нигде» и «никогда».

Тень под его ногами дернулась, на ее голове прорезалась сквозная щель карикатурной улыбки. С едва заметным шелестом она удлинилась до горизонта. Заметив это, парень, вскрикнув, рванул ближе к тротуару. Механически хохотнув, тень с влажным шлепком отделилась от его ног и скрылась в ближайшем доме.

— Ты настолько труслив, что боишься даже своей тени… — этот голос ввинчивался в уши, дробился, отражаясь от стенок черепной коробки, и давил, сминал, крушил.

Его затылка вновь коснулось что‑то холодное, чуть шершавое. Будто неведомая тварь решила попробовать, каков он на вкус.

— Выходи! — взвизгнул парень, крутясь вокруг своей оси и выце — ливая подрагивающим автоматом то асфальт, то дом напротив.

Всего на мгновение ему показалось, что в оконном проеме он увидел нечто белое. Картина въелась в сознание бойца: из‑под расплывшихся в улыбке бледных губ показались звериные клыки.

Подрагивающий палец тут же нажал на гашетку. Но вместо выстрела раздался хруст ломаемых костей, и тело парня буквально взорвалось фонтанами крови, бьющей, казалось, из каждой поры…

По округе разнесся грохот выстрела, спугнув с ближайшего корявого деревца обычных на первый взгляд ворон. И как финальный аккорд, раздался истошный крик боли. Боец отпустил автомат и, обеими руками зажимая кровоточащее разорванное ухо, упал на колени. Охотник стоял уже в нескольких шагах от него, с тихим шипением прижимая к груди едва заметно парящую в холодном воздухе ладонь. Глаза его были закрыты. За внутренней стороной век парень видел умопомрачительное переплетение тончайших силовых нитей своего тела. По ним толчками, в унисон с биением сердца, текла жизнь. Вот и почерневший узелок обожженной о ствол автомата ладони. Глубоко в груди, за решеткой из ребер, начал скапливаться сгусток энергии. Спустившись по руке, он вызвал под кожей легкое, даже приятное покалывание. Жжение в ладони почти сразу сошло на нет. Открыв глаза, Вик отнял руку от груди. Корочка на ожоге уже начала отваливаться, а под ней показалась нежная розовая кожица.

Заживление заняло всего мгновение, впрочем, достаточное для того, чтобы отряд отреагировал на выстрел. Командир, едва повысив голос, отдавал приказы вскинувшим было оружие бойцам. Медик метнулся к скулящему раненому. Вик все еще видел дрожащие факелы эмоций людей: малиновые и рыжие всполохи — злость капитана и солдат; зеленоватые — любопытство интеллигентного мужчины. И серые, вяжущие язычки — страх.

Вдруг разум его забил тревогу, на грани сознания появились невероятно быстро приближающиеся красные точки опасности. Рывком кидая тело в боевой транс, Вик ушел в сторону, пропуская мимо короткую очередь одного из двух оставшихся кандидатов на вылет. Дальнейшее разбазаривание боеприпасов остановил капитан, четким мощным ударом в висок отправив парня в нокаут. Охотник примирительно поднял руки.

— Успокойтесь, истерички, — тихо проговорил он.

— Под трибунал обоих, — глухо рыкнул Ермолов напарнику стрелявшего парня и продолжил, уже обращаясь к охотнику: — Какого хрена ты творишь, малец?

— Своего бойца спроси, когда визжать перестанет, — ответил Вик, скрещивая руки на груди. — Почему он дослал патрон? Может, всегда хочет стрелять первым, потому что боится?

Капитан молчал, сжимая кулаки. Как ни хотелось признавать, но охотник был прав. И даже если забыть о страхе, — эти трое были готовы стрелять в обход приказа. И как он сам раньше не заметил?