Кочевые народы степей и Киевская Русь - [21]

Одним из ярких свидетельств этому может быть изображение верблюда на фреске киевского Софийского собора. Несомненно, этот образ позаимствован из печенежского быта.

Многолетние археологические исследования южнорусских степей обнаружили единичные захоронения печенегов, и всегда только мужчин. Как правило, погребения впускные, совершенные по обряду трупоположения. Кроме названных печенежских погребений на юге Украины они выявлены также на юге Полтавской области: у сел Светлогорское, Орлик Кобелякского района, а также у сел Бабичевка, Тимошовка, Петрашовка, Кагамлык Глобинского района. Все характеризуются единством погребального обряда и однотипностью сопровождающего инвентаря. Погребения впускные, совершенные по обряду трупоположения на спине, головой на запад. Слева от умершего находилось чучело коня. Погребальный инвентарь представлен железными стременами, ножницами, удилами, черешковыми стрелами, пряжками, однолезвийными ножами.

Датируются погребения X–XI вв.[106]. Иногда в качестве могильной ямы печенеги использовали катакомбы скифских курганов. Погребенные всегда ориентированы головой на запад, рядом с ними слева — конь или его чучело. Обоих сопровождают оружие (сабли, луки, стрелы), сбруя (уздечные наборы, удила, стремена).

Иногда над погребениями знатных воинов или вождей печенеги ставили каменные изваяния.

Единство и устойчивость погребального обряда печенегов свидетельствует, видимо, об относительном этнокультурном их единстве на всем степном пространстве от Дона до Дуная. По мнению ряда исследователей, на культурном и этническом облике печенегов заметно сказалось их взаимодействие с поздними сарматами и аланами, хотя убедительных археологических доказательств этому пока что не выявлено.

Стационарных поселений и даже временных стойбищ печенегов обнаружить не удалось. Вероятно, их и не было, поскольку печенеги находились на таборной стадии кочевания.

Социальное устройство наибольше соответствует понятию военной демократии, суть которой заключалась в сохранении древних патриархально-родовых традиций. Восемь фем, о которых пишет Константин Багрянородный, возглавлялись выборными архонтами. Фемы, в свою очередь, состояли из сорока частей (по пять на фему), управлявшихся «архонтами более низкого разряда». Общего управления во главе с ханом или великим ханом печенеги не знали. Каждая орда была суверенна в своих действиях.

Наследование власти у печенегов велось не от отца к сыну и не от старших родных братьев к младшим, а от старших к младшим двоюродным братьям.

«После смерти этих (архонтов. — П. Т.) — пишет Константин Багрянородный, — власть унаследовали их двоюродные братья, ибо у них утвердился закон и древний обычай, согласно которым они не имели права передавать достоинства детям или своим братьям; довольно было для владеющих и того, что они правили в течение жизни. После же их смерти должно было избирать их двоюродного брата или сыновей двоюродных братьев, чтобы достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но чтобы честь наследовали и получали также и родичи по боковой линии»[107].

Далее Константин Багрянородный отмечает, что архонтов могли избирать только из одного рода, другие роды в этом участия не принимали.

Ханы (князья — по терминологии русских летописей) были прежде всего военачальниками, но обладали и гражданской исполнительной властью. В исключительных случаях печенеги принимали решения на сходах, являвшихся народными собраниями. Упоминания о них содержатся в сочинениях епископа Бруно и византийской царевны Анны Комнинн[108].

После блестящей победы дружин Ярослава Мудрого печенеги перестали представлять опасность для Руси, как, впрочем, и для других соседей. Постепенно они интегрируются в составе их государств, оседают на земле или вливаются в новые кочевые сообщества — торческое и половецкое. Упоминания о печенегах будут встречаться на страницах русских летописей и в дальнейшем, но уже в совершенно ином их значении. Со второй половины XI в. и вплоть до монголо-татарского нашествия они, как и ряд других торческих племен, будут проживать на окраинах Киевской, Черниговской и Переяславльской земель Руси, постепенно ассимилируясь русскими.

Глава 4 Торки и Русь

С торками — этническими родственниками печенегов и половцев — русские познакомились сравнительно рано. И знакомство это было вполне благоприятным. Согласно свидетельству летописи, торки выступали союзниками Владимира Святославича, принимали участие в его походе на Волжскую Болгарию. «В лѣто 6493. Иде Володимеръ на Болгары съ Добрынею, съ уемъ своимъ, в лодьях, а торки берегомъ приведе на конихъ: и побѣди болгары»[109].

Из лаконичного летописного сообщения неясно, о каких торках идет речь. В это время они еще не были обитателями южнорусских степей. Только в начале XI в. кочевые орды торков, известных в византийских хрониках под именем узов, а в восточных сочинениях — гузов, массово хлынут в земли, занимаемые печенегами, и потеснят их. Можно предположить, что в летописной статье 985 г. речь идет о печенежско-гузском корпусе, находившемся в городе Саркеле и его округе. Как полагают историки, Саркел после взятия его Святославом превратился в форпост Руси, но печенежско-гузский гарнизон в нем остался. На его основе здесь вырастало новое политическое образование: печенежско-гузская орда, перешедшая под административную власть Руси