Кочевники времени - [127]

Она постоянно заверяла меня: до тех пор, пока люди рассматривают мои истории как вымысел, до тех пор, покуда для них эти рассказы всего лишь беллетристика и чтиво, от нас с ней не исходит опасности стать жертвами эффекта Морфи. Очевиднее всего этот эффект проявляется в том, что путешественник во времени способен перемещаться только «вперед» (то есть, в собственное будущее). «Обратный ход» сквозь время (возвращение в свое прошлое или настоящее) или движение между параллельными временными потоками возможно только для немногих, кто принадлежит к знаменитой гильдии хроновояжеров. Я знал, что Бастэйбл принадлежал к этой гильдии, но не имел ни малейшего представления о том, как он к этому пришел, — вероятно, сама миссис Перссон и посвятила его, когда они были в долине Утренней Зари.

— Я вам кое-что принесла, — заявила она, наклоняясь со своего кресла и поднимая с пола черный «дипломат». — Конечно, это отнюдь не совершенство, но я сделала все, что могла. Белые пятна замажем совместными усилиями: кое-что я вам расскажу, а кое-что вы сделаете и сами, фантазия у вас исключительная.

В «дипломате» обитала рукопись. Я тотчас же узнал почерк — сомнению не подлежало, он принадлежал Бастэйблу.

— Боже милостивый! — Я был поражен. — Он теперь пишет романы!

— Не совсем. Это его новые мемуары и ничего более. Он читал предыдущие записки и был чрезвычайно доволен тем, что вы с ними сделали. Он был в высшей степени признателен вашему деду и говорил, что был бы рад продолжить эту традицию с вами. Особенно (так он считает) потому, что вы достигли такого колоссального успеха в публикации его истории!

Она рассмеялась.

Рукопись имела внушительный размер. Я взвесил ее на ладони.

— Стало быть, он никогда так и не найдет своего времени? И никогда больше не сможет возвратиться к той жизни, по которой так пламенно тосковал?

— Не могу вам ответить. Из рукописи вам станет ясно, что он дает лишь краткие объяснения тому, как он попадает в различные альтернативные реальности, которые затем описывает. Довольно знать и того, что он возвратился в Теку Бенга, вступил в другой континуум и добрался до авиазаводов Бенареса. Здесь он быстро нашел общий язык с судьбой, объявил себя пилотом, потерпевшим аварию; сказал, что страдает небольшой потерей памяти и к тому же потерял все документы. В конце концов он сдал экзамен на офицерский патент, поскольку, не имея безупречных свидетелей, не мог рассчитывать даже на небольшую должность на одной из значительных линий.

Я улыбнулся:

— И его, вероятно, все еще терзает страх?

— В известной степени. У него немало погубленных жизней на совести. Он знает миры лишь в состоянии войны. Но мы, члены гильдии, знаем, какую ответственность на себя взяли, и я верю, членство в нашем союзе поможет ему.

— И я никогда с ним не познакомлюсь?

— Это маловероятно. Ваш временной поток, вероятно, отторгнет его и снова превратит в то жалкое создание, о котором пишет ваш дед. Его вновь будет буквально швырять, точно щепку, взад-вперед по времени, и у него не останется ни малейшей власти над своей судьбой.

— И это роднит его с большинством из нас, — заметил я.

Она откровенно забавлялась:

— Вижу, вы еще не до конца избавились от самосострадания, Муркок.

Я улыбнулся и извинился.

— Меня все это ужасно взволновало. — Я поднял рукопись. — Бастэйбл, очевидно, хотел бы, чтобы она была опубликована так быстро, как это только возможно. Почему?

— Вероятно, из чистого тщеславия. Вы же знаете, как реагируют люди, когда в первый раз видят свою фамилию напечатанной типографским способом.

— Да, они имеют весьма жалкий вид.

Мы оба рассмеялись.

— Кроме того, он испытывает к вам доверие, — продолжала она. — Он знает, что вы не станете отворачиваться от его работы и что он может быть в известном смысле вам полезным.

— Как и вы, миссис Перссон.

— Меня это радует. Мы получаем удовольствие от того, что делаем.

— Мои рассуждения по поводу сообщаемых вами сведений смешат вас? — осведомился я.

— И это тоже. Мы полностью предоставляем вашей оригинальной фантазии вносить в эту информацию необходимую путаницу, чтобы она была безопасной!

Я уставился в рукопись. Я был поражен, обнаружив в ней определенную перекличку с записками моего деда. Бастэйбл, кажется, все же оборвал не все связи. Я обратил на это внимание миссис Перссон.

— Наше мышление может вместить в себя лишь определенный объем информации, — ответила она. — Я уже упоминала об этом прежде: иногда мы страдаем настоящей потерей памяти. Порой действует своеобразный «запрет на воспоминания». Таким образом нам удается вторгаться в разные временные потоки, которые недоступны обыкновенным путешественникам по времени.

— Время позволяет себе забыть вас? — иронически спросил я.

— Именно так.

— Как человек, склонный к анархизму, — сказал я, — я уже впился в эту рукопись. Россия под управлением Керенского… Нельзя ли…

Она прервала меня:

— Я не могу сказать вам ничего больше, прежде чем вы не прочтете.

— Мир, где не могла состояться большевистская революция. Что же разыгралось в той, другой, истории…

Я часто спрашивал себя, что стало бы с Российской Империей при таких обстоятельствах, поскольку испытывал острый интерес к Советскому Союзу и его литературе, которой при Сталине так чудовищно заткнули рот.