Кочегарка - [99]

Скайлар хотел закричать, но не мог. Он потерял голос.

Неожиданно в его правой руке появился нож, и с резким, болезненным рывком нитка, привязанная к его правой руке, заставила его сделать выпад. Через несколько секунд он уже тыкал несчастную марионетку ножом, попадая мумии то в живот, то в грудь. При этом из порезов не показалось ни капли крови, а только поднимались клубы пыли и, несмотря на отчаянные жесты бородатого кукловода, движения куклы стали замедляться, как будто батарейки, на которых она работала, быстро разряжались. Еще один резкий рывок за нитку, привязанную к его правой руке, и Скайлар стал тыкать куклу в лицо. Он разрезал швы, и на него уставились непроницаемые черные глаза. Беззубый рот раскрылся в бесшумном крике.

А потом его подняли в воздух, и его ноги попытались утвердиться на сплющенном черепе марионетки, а руки судорожно цеплялись за нитки, прикрепленные к мумифицированному младенцу. Скайлар упорно лез наверх. Там он перепрыгнул на руку бородатого мужчины.

Его китайский кукловод теперь громко смеялся, и это было не просто хихиканье, а громкий, полноценный смех. Бородатый мужчина сначала издал удивленный возглас, но Скайлар порезал ему руку, и он заплакал от боли и страха. Потом плач перешел в хныканье, в то время как Скайлар забрался на его плечо и стал тыкать его ножом в шею, щеку и ухо – кровь брызгала во все стороны и покрыла Скайлара розовой пленкой.

Скайлар ничего не видел, но изо всех сил продолжал бороться с нитками, чтобы получить возможность стереть кровь с глаз. Попытки не прошли даром, и он наконец смог преодолеть сопротивление китайца. Протер глаза тыльной стороной рук и…

Он оказался в подвале, где обнаженным лежал на полу. Но он был не один. Все тот же самый седобородый мужчина разворачивал на верстаке кусок сложенной влажной ткани. В этот раз он не был одет в костюм и шляпу – на нем было только нижнее белье, залитое кровью, которая уже успела кое-где высохнуть. На коже у него тоже была кровь, и когда Скайлар сел, то увидел, что из грязного куска материи мужчина достает человеческую руку. Культя кисти была неровной, как будто руку отломали, а не отрезали, а в самом центре красной плоти виднелся белый ободок сломанной кости.

«Честер Уильямс, – подумал Скайлар. – Этого человека зовут Честер Уильямс». Ему сказал об этом старый китаец. Он запомнил это с прошлого раза.

Уильямс взял с верстака длинный нож и с любовью отрезал один из пальцев на кисти. Вытекла тонкая струйка крови.

Скайлар чуть не поперхнулся – его вырвало прямо рядом с тем местом, где он сидел, и это привлекло внимание Уильямса. Бородатый повернулся, и мальчик с ужасом заметил у него эрекцию.

– Не волнуйся, мой сладкий, – сказал мужчина, указывая на Скайлара ножом, с которого капала кровь. – Ты будешь следующим.

А потом Скайлар оказался в темном месте, которое ни на что не было похоже. Он не мог бы сказать, стоит он на земле или плывет в бесконечности, потому что ни подошвы его обуви, ни другие части его тела не ощущали никакого сопротивления. Он вытянул руки вперед и попытался идти, но тьма была такой густой, что мальчик не имел ни малейшего представления, движется ли он вперед, топчется ли на месте или вращается в воздухе. Его органы чувств подсказывали ему, что он не один, но Скайлар не был в этом уверен до тех пор, пока не услышал голос.

– Скайлар, – обратился тот к нему.

Голос не походил на тот, что он уже слышал, на голос китайца-кукловода. В этом голосе было что-то нечеловеческое и змеиное, особенно судя по тому, как он растягивал гласные в его имени.

Скайлар ничего не ответил и попытался уменьшиться в размерах, постарался спрятаться, хотя прекрасно понимал, что эта сущность хорошо видит в темноте и именно сейчас наблюдает за ним.

– Разрушь дом. В этом ключ ко всему.

Слова сопровождались изображениями. Но не только ими. Они сопровождались пониманием. Скайлар понял, что он делает и по каким причинам.

Он увидел перед собой особняк, в который его переместили, и один из секретных подвалов, который, как он теперь знал, был схроном Честера Уильямса. Скайлар слышал, как Ма, бабушка и мисс Финч говорили о Честере Уильямсе и его дневниках, когда думали, что он спит, и помнил, что видел скальп, большие пальцы и другие части тела, когда его перенесли в тайный подвал. Но все это было частью чего-то большего. В этих стенах Честер Уильямс совершил много, очень много преступлений, и, хотя Скайлар и видел какую-то часть из них, он знал, что самые страшные зверства от него скрывают, и за это он был благодарен.

А дом все еще стоял, и его секреты защищались потомками Уильямса – дом был не просто памятником жестокости человека, но и живым хранилищем его мерзких поступков. Сам Уильямс все еще был где-то здесь, и не как призрак, а как сущность, вплетенная в само здание: в его стены, полы и потолки. Именно дом сохранял его живое присутствие, и именно он являлся тем местом, на которое, как цель, была направлена ненависть всех жертв его омерзительных преступлений. Они долго ждали в темноте, подобной той, которая окружает его сейчас, – ждали возможности ответить человеку, который натравливал на них целые толпы; который пытал и убивал их. Теперь же у них появилась своя толпа, целая армия убитых, которые наконец смогли соединиться друг с другом и теперь могли отомстить не только Уильямсу, но и обществу, которое ему попустительствовало.