Кобра и наложница - [46]

Помедлив, он заставил себя проговорить то, в чем никогда бы не признался никому другому:

— Я так любил ее… — И помолчав, продолжил свои признания своему молочному брату:

— Если бы Элизабет, женщина, которую ты любишь больше жизни, с пренебрежением отвергла твое предложение, а потом я взял и подошел бы к тебе с поздравлениями и вручил тебе свадебный кинжал, что бы ты сделал? Разве ты не рассвирепел бы? Разве не сел на корабль с разбитым сердцем и с уверенностью, что никогда, никогда больше не вернешься назад?

Глаза Рамзеса расширились, а рот искривился. Они переглянулись. Шейх с виноватым видом потирал свою бородку.

— Аллах тому свидетель! Я не знал, как сильно ты любил. Я думал, что твоя преданность ей — это просто твое добросовестное отношение, что ты выполняешь данную мне клятву…, — сказал Джабари.

— Да, — вздохнул Кеннет. — И мой отъезд — это самое трудное, что мне пришлось сделать тогда. Вы были моей семьей. Пустыня была моим домом. Меня страшила перспектива жить жизнью английского аристократа. Черт побери, я даже не был уверен, что у них там есть хорошие лошади! И что англичане любят и умеют ездить верхом… Но у меня не было выбора.

Шейх заметно смягчился и задумался. Через короткое мгновенье он спросил:

— Ты помнишь испытание для всадника при твоем посвящении в воины?

Кеннет усмехнулся:

— Воин должен проскакать на своей кобыле, выполняя сложные движения.

«Ему пришлось пройти через другое испытание».

Рамзес лукаво усмехнулся:

— Помнишь, как отвели тебя в сторону и сказали, что настоящим испытанием для тебя будет проверка твоей мужественности?

Рамзес и Джабари привели его в грязный кирпичный дом местной проститутки, опытной женщины, которая знала, как сделать из юного воина мужчину. Они сказали, что его испытание будет состоять в том, как долго он пробудет с женщиной. В тот день он потерял невинность.

— Ты хвастался отцу, что был единственным воином, который мог оставаться с женщиной целых пятнадцать минут, — припомнил Джабари.

— А он сказал: «Сын мой, ты должен учиться ездить на лошади как можно дольше. Быть воином означает уметь ездить верхом столько, сколько надо. Ты можешь быть болен, но все равно ты должен. Покажи своей лошади, что хозяин — это ты. Будь ласковым, но твердым. Чтобы объездить, ударь ее по носу. Не слезай с лошади, если заметишь ее желание сбросить тебя. Зажми ее коленями и езди до тех пор, пока она не устанет», — вспомнил Кеннет.

— Так ты возвратился, полный решимости поступить, как советовал мой отец! — Джабари так и покатился со смеху.

Кеннет улыбнулся.

— Она дала мне сдачу, когда я ударил ее по носу, но я зажал ее коленями, как учил отец.

— Я слышал, эта женщина не могла ходить целую неделю — но почти так же долго с ее лица не сходила улыбка. Тебе следовало жениться на ней, вместо того чтобы преследовать Бадру, — засмеялся Рамзес, но сразу же резко оборвал себя.

Джабари потер свою бороду.

— Итак, Хепри, скажи нам, что ты хотел бы обсудить.

«Хепри».

Он сказал это так, как будто формально восстановил их прежние отношения. То, что он назвал его прежним именем, означало, что шейх простил его. Кеннет сразу успокоился. И вздохнул. Потому что то, что он собирался сказать, больно ранит их.

— Дело касается ограбления гробницы. — Заметив сосредоточенные взгляды обоих мужчин, Кеннет помедлил для большей убедительности. Рамзес проявил признаки гнева. Не ожидавший этого, Джабари имел комичный вид.

— Я приехал сюда, чтобы расследовать кражу из гробницы в Дашуре, на тех раскопках, которые производятся на мои деньги. Исчезла бесценная золотая вещь — вскоре после того, как ее нашли.

Рамзес зарычал и положил руку на эфес сабли. Больше, чем кто-либо из других воинов Хамсинов, он презирал грабителей гробниц.

Лицо Джабари выразило тревогу.

— Ты не для того приехал, чтобы рассказать нам об этом, Хепри.

Кеннет достал из кармана единственную улику, найденную в гробнице. Обрывок ткани синего цвета повис у него в руке. Шейх с шумом выдохнул воздух. Рамзес выглядел ошеломленным и тихо ругался.

— Тот, кто совершил это злое дело, был не Хамсин, — телохранитель с жаром отметал подозрение. — Кто-то сделал так, чтобы подозрение пало на нас.

— Это ничего не доказывает, — согласился шейх, хотя его бронзовые щеки побледнели. — Вместе со мной на раскопки приезжали Элизабет, Рашид и Бадра. Может быть, это кусочек от одежды Элизабет.

— Возможно. А может быть, кто-нибудь, увлеченный историческими ценностями, захотел ближе познакомиться с находкой. И украл ее.

— Ты осмеливаешься обвинить в краже Джабари? — воскликнул Рамзес.

— Нет. Рашида.

На лице Джабари появилось смятение.

— Ты уверен? — спросил он.

— Ту вещь, о которой мы говорим, я нашел в мешке Рашида, когда он останавливался в доме твоего тестя, графа Смитфилда.

Наступило молчание. Затем Джабари спросил:

— И что ты сделаешь? Передашь его в руки английских властей? — Его лицо исказилось от гнева.

— Нет. Я храню честь Хамсинов и не хочу позорить племя, которое меня вырастило. Я мог бы приказать арестовать Рашида. О, это была бы такая сенсация для газет. Но я этого не сделал. — Он с трудом перевел дух. — Вместо этого я пришел к вам.