Князья Преисподней - [10]

— Везде Пекин — двасать цент! Быстро-быстро, фэйпао…[4]

Эшер подавил желание прикрикнуть на них: «Ли кай» — убирайтесь! Но в Загранице (как иносказательно выразились бы тайные агенты Его королевского величества, работающие в странах, где им находиться не следовало) зачастую выгодней было притвориться, что местный язык тебе совершенно не знаком. Так можно было услышать много интересного. К тому же считалось, что он, Джеймс Эшер, раньше в Китае не бывал. Затянутой в перчатку рукой он накрыл руку жены, покоящуюся у него в изгибе локтя, и оглядывался вокруг с бессмысленной улыбкой англичанина, оказавшегося в стране, которая ни в коей мере не соответствовала британским стандартам управления, гигиены, морали, стряпни и всего остального.

Время от времени он обращался к Лидии, понизив голос:

— Раньше за каналом лучше следили… За той стеной, там, где сейчас японское посольство, стоял дворец царевича Су… Вон там был переулок, по которому можно было выйти к монгольскому базару, как тогда говорили… В базарные дни торговцы еще до рассвета привозили на верблюдах овощи, и этот шум будил всех в округе…

Лидия, в свою очередь, смотрела по сторонам с выражением, которое можно было бы назвать царственным, но которое на самом деле порождалось беспрестанной борьбой с желанием прищуриться, чтобы лучше увидеть мир, в скупых лучах пекинского солнца представлявшийся ей в виде ярких разноцветных пятен. Поднимающийся над водами канала запах нечистот смешивался с дымом от древесного угля в жаровне у разносчика клецок, а затем — с резкой сладостью бобового печенья, разложенного на лотке у уличного торговца. Эшер с сожалением покачал головой, понимая, что больше всего его жене сейчас хочется надеть очки. Временами он мечтал вернуться назад во времени и как следует проучить ее мачеху и тетушек, убедивших Лидию в том, что она уродлива.

— Китайцы говорят, что, впервые очутившись в Пекине, люди стонут от разочарования, — заметил он. — А затем они плачут от огорчения, покидая город.

Она улыбнулась:

— С тобой тоже так было?

Эшер знал, что вчера днем, когда они только прибыли на поезде из Тяньцзиня, увиденное из окна вагона — лепящиеся друг к другу свинарники в окружении грязных луж, бегающие повсюду куры и скопления низеньких домов во Внешнем городе — не произвело на Лидию никакого впечатления. Даже здесь, за высокими стенами Внутреннего города и расположившегося в одном из его углов Посольского квартала, в глаза бросались тупики, серые строения, запустение, грязь и вопиющая нищета.

— Я прятался в фургоне под грудой сырых коровьих кож, — ответил Эшер, — по моему следу шло пятнадцать немецких солдат, а за мою голову назначили награду. Поэтому — нет.

Лидия рассмеялась.

В старом обветшалом дворце, по-прежнему вмещавшем главные службы посольства Его величества, Эшер вручил свою карточку сэру Джону Джордану и поведал ему ту же самую историю, которой потчевал Хобарта прошлым вечером: якобы он прибыл сюда в поисках одного примечательного старинного предания, недавно снова обретшего некоторую известность; предание нужно ему, чтобы вставить в книгу о развитии образа грызунов в легендах Центральной Европы.

— Пока я здесь, — добавил он после того, как сэр Джон вежливо осведомился о книге, — нельзя ли мне будет посетить в тюрьме Ричарда Хобарта?

Посол, занятый составлением приказа вооруженному эскорту, который следующим утром должен был сопровождать Эшера в его поездке в горы, оторвался от бумаг и вопросительно вскинул брови.

— Его мать — моя кузина, — еще одна выдумка, хотя Эшеру доводилось встречаться с Джулией Хобарт, когда ее сын должен был поступать в Киз-колледж. — И меня несколько беспокоит, что бедолага Хобарт… В общем, что бы он ей сейчас ни написал, он изложит события так, как сам их видит. И это вполне понятно.

Он не отводил взгляда от лица посла и потому сумел заметить расширившиеся ноздри и поджатые губы, с которых так и не сорвались слова, не предназначенные для посторонних ушей.

Посол не только считал Ричарда убийцей, но и не был удивлен преступлением. Он предвидел нечто подобное. Понятно, почему Хобарт хочет переложить вину на безликую толпу чужаков за пределами посольства.

— Разумеется, профессор Эшер. Мистер Пэй? — Джордан коснулся звонка на столе, вызывая в кабинет щегольски одетого клерка-китайца. — Не могли бы вы проводить мистера Эшера в тюрьму и сказать капитану Моррису, чтобы он организовал встречу с Хобартом?

Лидия осталась в посольстве на чай: всех обитателей квартала радовала возможность встречи с новым человеком, и даже женатые мужчины слетались к умной, вежливой даме, как голуби на хлебные крошки. Когда Эшер уходил, сэр Джордан показывал ей внутренний двор — ту часть посольства, где еще сохранились красные колонны, покрытые зеленой черепицей крыши и золотые драконы на перекрытиях навесов. Вслед за услужливым мистером Пэем он по засыпанной желтой пылью центральной аллее спустился к недавно отстроенным казармам и тюрьме.

— Клянусь, я ее и пальцем не тронул, — Ричард Хобарт, до этого сидевший, уткнувшись лицом в ладони, поднял на Эшера полные страха глаза. — Нет, мне вовсе не хотелось жениться на Холли… мисс Эддингтон… но бога ради, я бы не стал убивать ее из-за этого! Если уж мне хватило глупости сделать ей предложение, деваться было некуда, даже если я… слишком неосторожен с выпивкой и сам не помню, что говорю.